Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз

Питт почувствовал, как на него медленно нисходит умиротворение — чувство отчаяния притупилось, а обступившая его серость начала окрашиваться в разные тона. Окружающее веселье пробудило воспоминания и подняло настроение, уничтожив даже сострадание и вину, которые он ощущал, покидая трущобы и возвращаясь в свой уютный дом. Сегодня он сбросил эти чувства, как грязное пальто, оставив себе только благодарность.

— Эй! — крикнул Томас, распахнув парадную дверь своего дома.

Через секунду он услышал, как Джемайма спрыгнула со своего стульчика, а затем раздался топот туфелек по линолеуму — дочь выбежала встречать его в коридор.

— Папа! Папа, уже наступило Рождество? Наступило, я знаю!

Питт обнял ее и поднял высоко в воздух.

— Да, моя сладкая! Уже Рождественский сочельник, прямо сейчас!

Он поцеловал дочь и, держа ее на руках, прошел на кухню. Все лампы ярко горели. Шарлотта и Эмили сидели за столом, заканчивая украшение большого торта, а Грейси нашпиговывала гуся. Эмили приехала часом раньше, в сопровождении лакея, нагруженного цветной бумагой, коробочками и лентами. Притихшие и взволнованные дети — Эдвард, Дэниел и Джемайма — не отходили от него. Эдвард прыгал с одной ноги на другую; его белокурые волосы поднимались и опускались, словно золотистая крышка. Дэниел принялся танцевать и кружился, пока не упал.

Томас поставил Джемайму на пол, поцеловал Шарлотту, поздоровался с Эмили и кивнул Грейси. Потом снял башмаки и вытянул ноги к печке, чувствуя, как тепло поднимается от ступней к бедрам, и, довольный, смотрел, как Грейси ставит котелок на огонь, достает заварочный чайник и большую чашку.

После ужина он едва дождался, пока дети улягутся спать, чтобы принести надежно спрятанные подарки и красиво упаковать их. Вместе с Эмили и Шарлоттой Томас сидел за обшарпанным кухонным столом, который теперь был завален ножницами, яркой бумагой, лентами и бечевкой. Время от времени кто-нибудь исчезал в гостиной, прося остальных не входить, а потом возвращался с сияющими глазами и довольной улыбкой.

Легли они почти в полночь, и Питт слышал, что Шарлотта один раз вставала в полной темноте, когда тонкий голосок на площадке лестницы с надеждой спросил: «Уже утро, да?»

Проснувшись ровно в семь, он увидел, что Дэниел в ночной рубашке стоит в дверях их спальни, а Шарлотта, полностью одетая, сидит у окна.

— Кажется, идет снег, — тихо сказала она. — Еще темно, и видно плохо, но в воздухе что-то блестит. — Повернувшись, она увидела Дэниела. — Доброе утро, милый.

Шарлотта склонилась, чтобы поцеловать сына. Мальчик замер. Ему было почти пять, и он уже не желал, чтобы его целовали, особенно в присутствии других людей.

— Уже Рождество? — прошептал он в мягкие волосы, спадавшие на щеку матери.

— Да. Рождество! Вставай, Томас, Рождество пришло. — Шарлотта протянула руку Дэниелу. — Пойдем, посмотрим, что там у нас под елкой в гостиной, а потом будем одеваться.

Мальчик кивнул, глядя широко распахнутыми глазами в лицо матери.

— Тогда идем! — Она потащила его за собой, оставив дверь широко открытой и окликая Эдварда и Джемайму.

Питт выбрался из постели, натянул одежду, еще в большем беспорядке, чем обычно, плеснул в лицо водой из стоявшего на комоде кувшина и сбежал по лестнице вниз. Шарлотта, Эмили и дети стояли в гостиной и смотрели на елку и гору ярких свертков под ней. Все молчали.

— Сначала завтрак, потом церковь, потом посмотрим, что здесь, — сказал Питт, разрушая чары. Ему не хотелось, чтобы Эмили повернулась и увидела его лицо. Он подумал о Джордже.

Джемайма открыла было рот, собираясь запротестовать, но передумала.

— Еще Грейси? — спросил Томас.

— Вчера вечером я отправила ее домой, — ответила Шарлотта. — Мы вдвоем прекрасно справимся сами.

— Может, ей было бы лучше с нами? — Питт подумал о разнице между домом Грейси и этим, с его теплом, счастьем и гусем в духовке.

— Может, — согласилась Шарлотта, направляясь на кухню. — Но ее матери — нет. Эмили дала ей цыпленка, — вполголоса прибавила она и торопливо продолжила: — Завтрак через полчаса. Все одеваться — быстро! — Она хлопнула в ладоши, и Эмили повела детей наверх.

Сама Шарлотта занялась завтраком — каша, яйца, тосты, мармелад, мед и чай. Питт поднялся на второй этаж, чтобы побриться.

На улице лежал тонкий слой снега, а между крышами виднелось по-зимнему голубое небо с белыми барашками облаков. Все вместе они дошли до церкви, в полумиле от дома. Везде звонили в колокола, и холодный воздух был наполнен торжественными звуками.

Служба была короткой; они сидели рядышком на узких скамьях, пока викарий рассказывал знакомую историю, а орган играл знакомые гимны. Все пели «Придите, верные» и «Храни вас Бог», пока звук не поглотил их, словно океан.

Назад они шли сквозь карусель снежных хлопьев, оставляя за собой цепочки следов. Затем, после небольшой суеты в кухне, все уселись за стол. На нем был жареный гусь с ароматной начинкой, печеная картошка с коричневой хрустящей корочкой, пастернак, хорошее французское вино и сливовый пудинг, политый бренди — его зажгли, к огромному удовольствию детей, — и покрытый кремом. Шарлотта с величайшей тщательностью разрезала пудинг, чтобы каждому достался серебряный трехпенсовик.

Наконец наступила пора подарков. Не скрывая волнения, все отправились в гостиную и стали смотреть, как дети срывают обертки, бросают бумагу на пол и замирают в немом восхищении. Дэниел получил паровоз и вагоны, которые смастерил Питт, и попрыгунчика, купленного Эмили. Эдварду от Питта досталась коробка кубиков самых разных цветов, форм и размеров, а от Эмили — набор оловянных солдатиков. Джемайме предназначалась кукла, для которой Шарлотта сшила три комплекта одежды, а от Эмили — калейдоскоп; если его встряхнуть и поднести к глазу, перед тобой предстает яркий, беспрерывно меняющийся волшебный мир.

От бабушки Кэролайн дети получили книги: «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла для Джемаймы, «Дети вод» Чарльза Кингсли для Дэниела и «Остров сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона для Эдварда.

Шарлотте очень понравились и розовая алебастровая ваза, и гранатовая брошь, которую подарила сестра, а Эмили осталась довольна кружевным воротником от Томаса и Шарлотты. Питт не мог нарадоваться рубашкам, сшитым женой, и блестящим кожаным сапогам, прикрывавшим колено. Он от души поблагодарил Эмили не только за подарок, но и за проявленный такт — она постаралась, чтобы подарок был не слишком дорогим. Леди Эшворд прекрасно знала, что в должности констебля Питт получал столько же, сколько трубочист, а теперь, когда он стал инспектором, его месячное жалованье не превышало суммы, которую она тратила на одежду.