Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз

Он постучал в парадную дверь и стал ждать, когда ему откроет лакей.

— Слушаю, сэр? — Вопрос прозвучал вежливо и абсолютно бесстрастно.

Инспектор протянул визитную карточку.

— Томас Питт. У меня важное дело к мистеру Эшерсону, если он не занят. Это касается одного из его коллег в Министерстве внутренних дел. — Формально это было правдой.

— Да, сэр. Входите, пожалуйста, сэр; я доложу о вас мистеру Эшерсону. — Лакей с сомнением посмотрел на Питта. Сапоги на нем были не те, что подарила Эмили, — в последнее время приходилось много передвигаться пешком, и стаптывать их не хотелось. Пальто выглядело приличным, но не более того, и только шляпа отвечала самым высоким требованиям. Таких посетителей не проводят в библиотеку; обойдутся и маленькой гостиной при кухне. — Следуйте за мной, сэр.

Огонь в камине погас, и от него осталось лишь несколько угольков, но в комнате все еще было тепло — по крайней мере по сравнению с кэбом, в котором приехал Питт. Гостиная оказалась довольно приятной, скромнее, чем у Йорков, но достойно обставленная, по меньшей мере с одной хорошей картиной на стене. Если у Эшерсона возникнут финансовые трудности, картину можно продать, и этих денег хватит на то, чтобы содержать дом в течение нескольких лет. Похоже, вопрос о долгах закрыт.

Дверь открылась, и в комнату вошел Эшерсон; его темные брови были недовольно сдвинуты к переносице. Красивое лицо, но слишком переменчивое. В нем было что-то неопределенное. Питт не доверился бы этому человеку в трудную минуту.

— Добрый вечер, мистер Эшерсон, — вежливо приветствовал он хозяина. — Прошу прощения, что побеспокоил вас дома, но дело деликатное, и я подумал, что тут нам будет удобнее поговорить с глазу на глаз, чем в министерстве.

— Проклятье! — Эшерсон захлопнул за собой дверь. — Вы все еще возитесь с убийцей бедняги Йорка? Я же говорил вам, что не могу сообщить ничего сколько-нибудь полезного. И повторяю это снова.

— Я уверен, вы просто не осознаете того, что вам известно, — возразил Питт.

— Что вы этим хотите сказать? — Эшерсон с трудом скрывал раздражение. — Я не был у них в тот вечер, и никто ничего мне не рассказывал.

— Теперь я знаю гораздо больше, чем во время нашего первого разговора, сэр, — сказал Питт, наблюдая за лицом хозяина дома. Газовые лампы давали тусклый свет, усиливая выражение лица — желтый свет выделял щеки и нос, но тени оставались в тех местах, где их прогнало бы солнце. — В этом деле замешана женщина.

Глаза Эшерсона широко раскрылись.

— В смерти Йорка? Вы хотите сказать, что грабителем была женщина? Никогда не слышал о чем-то подобном. — На его лице застыло искреннее удивление.

— Ограбление могло быть случайным, мистер Эшерсон. Вполне возможно, убийство тоже. Не исключено, что на самом деле речь идет о государственной измене.

Эшерсон застыл совершенно неподвижно; ни один мускул не дрогнул на его лице или теле. Эта неестественная неподвижность и тишина тянулись слишком долго. Питт слышал шипение газа в лампах на стене и негромкое потрескивание углей в камине.

— Измене? — наконец проговорил Эшерсон.

Питт не решил, какую часть правды следует открыть, и предпочел дать уклончивый ответ.

— Каковы были обязанности Роберта Йорка перед тем, как его убили? — спросил он.

Эшерсон снова замер в нерешительности. Если он скажет, что не знает, Питту придется ему поверить.

— Африка, — в конце концов решился он. — Э… — Эшерсон слегка прикусил губу. — Раздел Африки между Германией и Британией. Или правильнее было бы назвать это разделом сфер влияния.

— Я понял, — улыбнулся Томас. — Это конфиденциально? Секретно?

— Чрезвычайно! — В восклицании Эшерсона чувствовалась насмешка, возможно, над невежеством Питта. — Боже правый, если бы все условия соглашения, которые для нас приемлемы, были бы известны немцам заранее, это разрушило бы нашу позицию на переговорах, но гораздо, гораздо хуже для нас — реакция остального мира, особенно Франции. Обнародуй французы наши материалы, остальная Европа вообще не дала бы нам заключить соглашение.

— Три года назад, — сказал Питт, вглядываясь в лицо Эшерсона.

— Да, это длительные переговоры. Понимаете, они не завершаются за несколько месяцев.

На его лице снова промелькнула нерешительность, тень сомнения — или коварства? Где-то тут крылась ложь, причем обман заключался не в самих словах, а во вкладываемом в них смысле.

Питт высказал догадку, но сформулировал ее не в виде вопроса, а в виде утверждения.

— И часть этой информации стала известна другой стороне. Ваши переговоры шли трудно.

— Да, — медленно проговорил Эшерсон. — Но только отдельные фрагменты — хотя о них можно было и догадаться. Немцы не дураки.

Питт понимал, что делает Эшерсон: обеспечивает пути к отступлению. Но для кого? Роберт Йорк мертв. Может, Эшерсон использует его в качестве прикрытия для кого-то, кто еще жив? Себя? Пурпурной? Вероники? Кого-то из Данверов?

— Когда был последний случай утечки этой информации и передачи ее немцам? — спросил Томас. — Полагаю, мы можем быть уверены, что информация не попала к французам?

— Ну… — Эшерсон смутился. — Да, она определенно не была передана французам, но насчет немцев я не знаю. Утверждать ничего нельзя. Такого рода информация может использоваться не сразу, а через некоторое время после получения.

Резонно, но Питт был убежден, что это тоже отговорка. Что стоит за поведением Эшерсона: он просто не доверяет никому, кроме коллег, или кого-то защищает?

Инспектор попытался зайти с другой стороны.

— Но это не стало серьезным препятствием для переговоров?

— Нет, — быстро согласился Эшерсон. — Как я уже сказал, это могли быть просто догадки немцев. Но французы, совершенно очевидно, тут ни при чем.

— Тогда ради этого нет смысла убивать.

— Что?

— Нет смысла убивать, чтобы скрыть утечку, — осторожно повторил Питт.

Эшерсон молчал. Сжав губы, он смотрел в пространство освещенной лампами комнаты. Питт ждал.

— Думаю, — наконец нарушил молчание Эшерсон, — вы ошибаетесь. Это было неудачное ограбление.

— Нет, мистер Эшерсон, именно эту версию можно исключить, — покачал головой Питт. — Если это не государственная измена, значит, убийство, причем преднамеренное, совершенное по личным мотивам кем-то из знакомых Роберта Йорка.

Эшерсон ждал; его лицо заметно расслабилось. Питт мог точно назвать момент, когда в голову хозяина пришла эта мысль.

— Вы хотите сказать, что Роберта Йорка ограбил кто-то из знакомых, человек, который бывал в доме и знал, где искать ценные вещи?

— Нет. Все эти вещи не стоят и сотни футов — а к тому времени, как их сдадут, даже меньше, хотя этого так и не случилось.