Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз

Питт лежал без сна, прислушиваясь уже к знакомым звукам: заключенные ворочались во сне, кашляли, стонали, ругались. Издалека доносился чей-то плач, исполненный тоски и отчаяния.

Мысль Питта топталась на месте. Фрагменты никак не складывались в цельную картину. Кто такая Пурпурная? — размышлял он, проваливаясь в сон. Все упирается в нее.

Утром возвращалась серая действительность, заглушая все чувства. Питт мог отвлечься от звуков, не обращать внимания на вездесущий холод, но у него не получалось игнорировать ужасный запах, который проникал внутрь с каждым вдохом, вызывая спазмы в горле и позывы к рвоте.

Чтобы думать, нужен покой.

С наступлением темноты снова приходила иллюзия одиночества, и мозг начинал биться над загадкой. Питт рассматривал ее с разных сторон, но не находил удовлетворительного ответа. По-прежнему наиболее правдоподобной выглядела версия, что Роберт Йорк кому-то помешал, а убили его за то, что он что-то знал. Далси и Пурпурную — тоже. Но что именно?

Констебль вернулся. На этот раз он был серьезнее и не упоминал о Балларате.

— Значит, это была горничная, Далси, которая первой рассказала вам о женщине в розовом, мистер Питт? — Нахмурившись, констебль заглянул в блокнот, потом снова поднял голову. — Как вы нашли ее в Севен-Дайалс?

— Пришлось потрудиться, — бесстрастно ответил Питт. — Я ходил по улицам, расспрашивая торговцев, цветочниц, продавцов сэндвичей, швейцаров в театрах, проституток.

Констебль медленно покачал головой.

— Должно быть, заняло много времени. А другого способа не было? Никто ничего не знал?

— Никто ничего не рассказывал, за исключением мисс Аделины Данвер, а она видела женщину мельком, на лестничной площадке, при свете газовой лампы.

— Это тетя Джулиана Данвера?

— Да. Естественно, мисс Данвер не знала, где ее найти.

Констебль скривился.

— Я могу это проверить, мистер Питт.

— Хорошо, только, ради бога, будьте осторожны! Последний человек, который рассказывал полиции, что видел Пурпурную, сразу же после этого выпал из окна и разбился насмерть.

Констебль несколько секунд сидел молча, потом принялся грызть карандаш.

— Как вы думаете, мистер Питт, кто была та женщина, которую вы называете Пурпурной?

Питт откинулся на спинку деревянного стула.

— Не знаю. Она была красивой. Все, кто ее видел, говорили о шике, элегантности и о лице, которое западает в память. Феликс Эшерсон признался, что из его департамента в Министерстве иностранных дел, где также служил Роберт Йорк, пропали документы.

Констебль вытащил изо рта кончик карандаша. На нем остались следы зубов.

— Мистер Балларат в это не верит, мистер Питт. Он навел справки, не привлекая внимания, в разных местах, и ему ответили, что ничего из пропавшего использовано не было. Иначе они бы знали.

— Эти документы не обязательно использовать сразу же.

Питт чувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Балларат не желает верить в предательство; он боится сообщить начальству что-либо неприятное, пугающее, ставящее под сомнение не только их компетентность, но и честь. Он боится их гнева, необходимости искать аргументы, чтобы убедить их, показать, что вина будет возложена на них. Балларат жаждет одобрения власть имущих, и его честолюбивые планы, связанные с положением в обществе, простираются гораздо дальше финансов или карьеры. Он любит комфорт, любит командовать, но не обладает мужеством, необходимым для реальной власти. Опасности, зависть, враждебность — эту цену он не готов платить. Ему поручили доказать, что государственной измены не было, а если и была, то дело успешно замяли, и ее раскрытие теперь означало полный провал.

Констебль пристально смотрел на Питта; он снова принялся энергично грызть карандаш.

— Я в этом плохо разбираюсь, сэр. Но все это мне кажется малость неправдоподобным. Подозреваю, что мужчинам могут нравиться всякие женщины — как и разная еда, но по мне так она была самой обыкновенной: темные волосы, смуглая кожа, малость бледная лично я предпочитаю, чтобы кровь с молоком. Не скажешь, что страшная, но ничего такого, и не особенно фигуристая. Я бы ее красавицей не назвал.

— У нее был шик. — Питт пытался найти слова, чтобы описать этому простому, честному парню утонченность Пурпурной. — Внутренняя сила. Возможно, ум.

— Прошу прощения, мистер Питт, но она больше похожа на горничную, что потеряла место и оказалась на улице.

— Она была куртизанкой. — Питт посмотрел в открытое, растерянное лицо констебля. — Очень дорогой проституткой, которая сама выбирает клиентов — немного — и запрашивает очень высокую цену.

Констебль пожал плечами.

— Как знаете, мистер Питт. Но только я вам вот что скажу: в свое время она мыла полы, и не один раз. По рукам и коленям сразу видно. Я точно знаю — видел много женщин с такими мозолями.

Питт недоверчиво смотрел на него.

— Вы ошибаетесь!

— Нет, мистер Питт. Я внимательно осмотрел ее, бедняжку. Это моя работа, и я ей обучен. Однако мы не знаем ее имени. — На его лице промелькнула тень сострадания. — Пока не знаем, если уж на то пошло.

В голове Томаса постепенно формировалась новая догадка: что, если он нашел не настоящую Пурпурную, а кого-то другого, беспомощную жертву, которую подкинули, чтобы обмануть его? Что, если все это было специально подстроено, чтобы избавиться от него, отправить туда, где он сидит теперь — беспомощный, погребенный заживо? Кто-то убил эту несчастную женщину, чтобы обезвредить Питта. Кто-то наблюдал за ним, рассчитывал время, чтобы он пришел туда, и его застали около трупа, тогда как настоящая Пурпурная жива! Знает ли об этом Балларат? Может быть, он намеренно защищает ее, отстраняясь от дела, притворяясь, что верит очевидному, что Питт виновен?

Неужели коррупция и предательство проникли так высоко?

Нет, Томас не мог поверить, что Балларат делает это сознательно. Он ограничен и лишен воображения. У него не хватит смелости играть в такие рискованные игры. Он самодоволен, равнодушен и труслив, он карьерист, но в то же время он англичанин до мозга костей. В своем упрямстве он скорее умрет, чем пойдет на предательство. Империя составляла предмет его гордости и восхищения. Нет, Балларата используют.

Но кто?

— С вами все в порядке, мистер Питт? — с тревогой спросил констебль. — У вас ужасный вид… какой-то убитый.

— Вы уверены насчет мозолей? — Пит говорил медленно, пытаясь скрыть свое отчаяние. — А как насчет лица? Оно было красивым? Вы можете вообразить, что когда-то в нем была грация и сила?

Констебль медленно покачал головой.

— Трудно сказать, мистер Питт.

— Кости! — Питт в нетерпении наклонился вперед. — Я знаю о вздутии трупов, о посинении. Но кости остаются. Я сам не помню… — Он ждал, впившись взглядом в лицо констебля.