Джейн Хичкок - Обман зрения

Дальний Запад поражал своими пространствами, но здесь было вовсе не так страшно, как я ожидала. Казалось, причудливые нагромождения гор и огромные живописные валуны были вытесаны какой-то вымершей расой гигантов. Иногда я останавливалась, чтобы полюбоваться соснами, накрывшими шалью из веток огромную гранитную плиту, или серебристым потоком, несущимся с гор и исчезающим в глубокой расщелине. По небу, густо-синему, как королевская мантия, были разбросаны завитушки облаков, подсвеченные угасающим вечерним солнцем. Постепенно я перестала изумляться здешним масштабам. Суровая красота этих мест настроила меня на романтический лад. Я чувствовала себя охотником и первопроходцем.

Спустились сумерки. Исчезающее за горами солнце вспыхнуло раскаленным блеском, посылая на землю предсмертные лучи. Остановив машину, я стала смотреть, как бледнеет его золотисто-красное пламя, превращаясь в слабую дымку света. Когда и она растаяла, наступила ночь, но не то бледное и невыразительное ее подобие, к которому я привыкла у себя на Восточном побережье, а настоящее торжество темноты, подсвеченной мерцанием миллионов звезд.

Я завела машину и поехала дальше. Через несколько миль после большого зимнего курорта я заметила указатель поворота с названиями нескольких городков, среди которых был и Броукенридж. Я съехала с шоссе и углубилась в темноту. Фонарей на дороге не было, и только фары моей машины освещали выцветшую разделительную линию. Минут через пятнадцать я увидела впереди слабый свет, потом справа появился большой знак с изображением оленьих рогов и надписью: «Въезд в Броукенридж».

Я двинулась по улице, по обеим сторонам которой стояли старомодные деревянные дома и немногочисленные припаркованные машины. Кое-где виднелись прохожие, но больше никаких признаков жизни не наблюдалось. Я медленно ехала вперед, высматривая поворот к центральной части города, когда справа от меня появился еще один знак с рогами, гласивший: «Выезд из Броукенриджа». Дальше была только темнота. На деревянной стрелке, прибитой к дереву, я прочла: «Шедоу-Крик — 2 мили».

Судя по всему, весь Броукенридж состоял из одной главной улицы, которую я только что проехала. Я развернулась и поехала обратно, на этот раз очень медленно, чтобы не пропустить отель «Фортуна», где Гарри забронировал нам места. Дважды проехав всю улицу, я так ничего и не нашла, поэтому, остановившись рядом с каким-то прохожим, опустила стекло и спросила:

— Простите, вы не подскажете мне, как проехать к отелю «Фортуна»?

— Он вон там, где горят синие лампочки, — ответил тот, указывая на один из домов в центральной части улицы. У входа действительно висели два синих фонаря.

— Это действительно гостиница?

— Да, они сдают номера.

Мужчина пошел дальше, а я подъехала к указанному им дому, припарковала машину и вынула из багажника свою сумку. Поднявшись по деревянным ступенькам, я заметила над дверью маленькую латунную табличку с надписью «Фортуна». Выходящий из гостиницы человек в джинсах и ковбойских сапогах придержал для меня дверь. От него сильно пахло виски.

В плохо освещенном холле стояла тяжелая викторианская мебель и висели виды Дикого Запада и заключенные в рамки объявления о разыскиваемых преступниках. Здесь же толклись несколько человек, с интересом уставившихся на меня, когда я подошла к стойке. Среди них я заметила высокую красивую блондинку с загорелым лицом, которая разговаривала с двумя мужчинами. На ней были длинная джинсовая юбка, замшевая куртка с бахромой на рукавах и красные ковбойские сапоги. Длинные распущенные волосы доставали до пояса. Мне показалось, что она шепнула своим собеседникам что-то касающееся меня, но я решила не обращать на это внимания.

Из соседней комнаты раздавались музыка и смех. Видимо, отель «Фортуна», и в частности его бар, был центром светской жизни Броукенриджа.

За стойкой никого не было, но рядом со звонком висело написанное от руки объявление: «Вызов администратора». Я легонько нажала ладонью на звонок, и через мгновение за стойкой появилась та самая блондинка.

— Привет, — сказала она, широко улыбаясь. — Рада вас видеть.

Вблизи женщина выглядела гораздо старше. Моложавые черты лица портили глубокие морщины и пятна. Казалось, ее кожа была собрана из отдельных кусочков. Вероятно, ей было уже за сорок, хотя издали никак нельзя дать больше тридцати. Она походила на стареющую хиппи.

Открыв допотопную книгу записи постояльцев, женщина вручила мне ручку и попросила:

— Ваше имя, пожалуйста.

Посмотрев на мою подпись, она сказала:

— А, мисс Кроуэлл. Ваша комната готова. А мистер Питт, я вижу, не приехал?

— Нет, не приехал. Я должна встретиться здесь с одним человеком. Мы поужинаем вместе.

— Да, у нас есть ресторан, — печально сказала она, закрывая книгу и беря из шкафа увесистый ключ.

— До каких часов вы подаете ужин?

— До девяти. Но вы можете заказать гамбургер или тако в любое время, пока мы не закроемся. Бар работает до двух. Добро пожаловать в «Фортуну». Я провожу вас в номер.

Она вышла из-за стойки и взяла мой чемодан. Поднявшись по лестнице с широкими дубовыми перилами на два пролета, мы оказались на площадке, от которой начинался коридор. Его стены были оклеены обоями с коричневыми розами, на которых висели журнальные иллюстрации девятнадцатого века в деревянных рамках.

— Сколько лет этой гостинице? — спросила я, когда мы шли по коридору.

— Она была построена в 1880 году, когда здесь нашли руду. Потом ее забросили, в пятидесятые превратили в жилой дом. Мы с моим бывшим мужем купили его вместе с двумя соседними домами и снова открыли здесь гостиницу. В вашей комнате есть буклет с ее историей. Она называется «Фортуна», потому что ее бывший владелец сколотил на руде круглый капитал.

— Вам, вероятно, пришлось ее восстанавливать, — предположила я.

— Знаете, муж у меня был плотником с дипломом доктора философии. Вы просто не представляете, какими одержимыми могут быть дипломированные плотники.

Она отперла дверь и включила свет. Перед моим взглядом предстала большая комната с бледно-желтыми стенами, украшенными портретами красавиц девятнадцатого века. Всю середину занимала огромная латунная кровать, рядом — ночной столик со старинным кувшином и тазом. В одном из углов стоял сосновый платяной шкаф, в другом — письменный стол, на котором лежали буклет гостиницы и открытки с местными видами. Все дышало свежестью и чистотой.

— Еду в номер мы не подаем, — объявила хозяйка, ставя мою сумку на подставку в ногах кровати. — Завтрак с шести до половины девятого. Ванна и туалет здесь. Если что нужно будет, покричите. Меня зовут Салли.