Арам Тер-Газарян - Изгнание в Индию

Ева улыбалась. Ей подали листок бумаги.

«Очень остроумно! Дура, ты думаешь, я тебя не узнала? Я тебя узнала по одной походке, как только ты вошла сюда. Ты – покойница», – написала Ева.

Карикатурно раскрашенную Анну, действительно, было не узнать. Из предосторожности она загримировала себе и братьям лицо, и надела парик.

– Однако, твои дружки живы, только потому, что я так решила. Хотя могли стать покойниками, – ответила она.

Ленивыми движениями Анна раскрыла на коленях у связанной Евы папку.

– Обрати внимание – это доверенность, которую Дэвид выдал Кларку. А это – подпись Кларка на перевод денег на один из моих счетов. Это точно такая же, и это, и это… – она показывала ей документы из банка листок за листком.

Соскользнувший на пол листок наконец-то заставил Анну обратить внимание на Еву, и она заметила, что документы впечатлили Еву.

– Так что, говоришь? – спросила она спокойным дружеским тоном, откладывая папку.

– А-а-а! – Ева попыталась закричать во весь голос, но кляп свел все ее старания к нулю.

Несгибающимися пальцами она взяла карандаш и написала, что все деньги лежат в Республиканском банке.

– Центральный офис, – дочитала вслух Анна. – Меня это не устраивает.

«И Что я могу сделать?» – спросила Ева.

– Идиотка! Думать! Ты должна думать! Пока деньги не у меня, ты будешь сидеть здесь.

Крохотная фигура Евы сжалась от ужаса, охватившего ее.

Около двери в прихожей послышалась какая-то возня и удары.

Легкий шум перерос в крик. Двое братьев ринулись в прихожую, а Анна достала пистолет.

– Очень хотелось бы, чтобы я пришла к тебе первой, но не смогла найти, – тихо сказала она, встав позади Евы и направив пистолет в дверной проем. – Скажи спасибо Сколфилду. Он тебя выдал.

Наконец, в проеме показались спины братьев, тащивших какого-то худого, маленького мужчину.

– Твари английские! Я буду…! – недоговорил мужчина, получив исполинский удар под дых.

Атласный костюм гостя был сильно изорван и запачкан.

Еще минута, и если бы в комнату не зашла Зое, мужчине пришлось бы попрощаться с жизнью.

– Вот это да! Кто этот яркий мужчинка? – воскликнула Анна.

– О, мадам! Это? Ее любовник! Студент-недоучка. Она отдала ему дубликаты ключей от квартиры, – засмеялась служанка. – Эта старая похотливая стерва обожает таких!

Анне стало противно.

Великовозрастного студента усадили на пол.

– Будешь орать – пристрелим, – сказала ему Анна по-французски, добавив: – Или задушим. Ты что предпочтешь?

– Жить и, чтобы ко мне не обращались на «ты», – тихо сказал мужчина.

Это был брюнет лет двадцати шести, с огромными рыбьими глазами, которые, казалось, вот-вот выпрыгнут из его очень худого лица. У него был карикатурный острый узкий нос с большой горбинкой и тонкие губы, обрамленные острой испанской бородкой.

– Достойно похвалы, месье, – с сарказмом ответила ему Анна.

Она отошла от Евы и спросила «студента».

– У вас есть знакомый нотариус, месье?

– Нет.

– Очень жаль.

Около часа Анна сидела в комнате, раздумывая над тем, как забрать у Евы ее деньги. Любая ошибка могла привести к краху. Еву действительно не удалось разыскать. Проверка почты Кларка и Сколфилда оказалась бесполезной. А на то, чтобы искать бывшую матушку по колониям или в Америке, у Анны не было ни времени, ни денег. Проще было выяснить местоположение у Дэвида – Кларк вряд ли бы согласился.

Но сейчас, когда Анна была уже очень богата, Ева ей была уже не нужна.

Она вышла из комнаты, тихо шепнув одному из братьев: «Без шума завяжите ему рот».

Той же ночью, Ева была убита на глазах великовозрастного студента. Потом он услышал возню на кухне, и краем глаза заметил, как из квартиры по черному ходу выносят тело служанки. Потом настала его очередь. «Студент» потерял сознание.

Очнулся он рано утром, в потопленной лодке на берегу Сены в десятках миль от Парижа. Его рот руки и ноги были завязаны.

Выбравшись на берег, «студент» бежал в сторону городка, находившегося неподалеку, а за ним в подзорную трубу со смехом наблюдали братья, служанка и консьерж. Когда «студент» скрылся за холмом, они сели в автомобиль и доехали до пригорода Женвилье. Там они в безлюдном месте утопили машину, тепло попрощались и разъехались. Служанка – в Марсель, на пароход до Нью-Йорка, консьерж доехал до Амстердама, и оттуда отправился на остров своей мечты – Кубу. А братья под разными паспортами отправились в Рим.

Анна ехала в женском купе второго класса и читала газету. Она была в отличном настроении. Любовник Евы, которого она пощадила, оказался еще и неудачливым художником, но имеющегося умения ему хватило для того, чтобы точно изобразить ее внешность и лица всех троих братьев – с наклеенными носами и щеками, измененным до неузнаваемости цветом волос. Его можно было понять – он был сильно напуган и не заметил грима. Уже потом, спустя годы, «студент», глядя на запачканного в краске солдата, он вдруг вспомнит, как в тот страшный для него вечер, он вдобавок ко всем неприятностям обнаружил на своем пиджаке следы театрального грима. Эта важная мелочь выплыла из его головы вместе с костюмом, утопленным братьями в Сене. И лишь в ту минуту, когда из разоренного дома озверевшие от вида крови за долгие месяцы солдаты будут вытаскивать все ценное, что попадется им под руку, он вдруг вспомнит еще одну подробность – шрам вдоль ладони. От запястья до мизинца, оставшийся у Анны после того, как она, вцепившись в тонкую веревку, падала из желоба в пропасть.

Анна полюбила прекрасный солнечный Рим. Третий месяц она жила здесь, наслаждаясь прекрасным климатом, вкусной едой и массой развлечений.

Но так не могло продолжаться долго, и она это прекрасно понимала. Семьи Мика и Рори, получив по обещанные сорок процентов на двоих, уже давно осваивались в разных концах Австралии. Все участники или случайные свидетели уже начали новую обеспеченную жизнь. Одна Анна находилась на волоске от смерти.

Она просто не знала куда податься. Но, в конце концов, поразмыслив, решила отправиться через Швейцарию и Австро-Венгрию в Германию.

Она сидела на террасе гостиницы, стоявшей на берегу Базельского озера, и наблюдала за тем, как над водой поднимается туманная дымка.

– Анна, я – стареющий бездетный помещик из Московской губернии, половину свей жизни отдавший службе на Кавказском фронте, а вторую – государственной службе в Санкт-Петербурге. Вы – молодая прекрасная женщина. Оба мы имеем прекрасных и доблестных предков, служивших своим государям. Что вы будете делать, Анна, через пять, десять, тридцать лет? Доживать жизнь в этом проваливающемся в ад мире, где Бога заменили государством, а ангелов – театральными певичками? Милая Анна, – сказал Андрей, смотря ей в глаза. – Я предлагаю вам свое сердце, свою защиту, и прошу вашей руки.