Адам Кеннеди - Принцип домино

Стоя в дверях, он добавил:

— Вы многое поставили на карту. Мы рассчитываем на то, что вы достаточно умны и будете помнить об этом. Нам известно, что в Чикаго у вас есть друзья, например, ваш адвокат Шнейбл и доктор Эпплгейт, но не советовали бы связываться с ними. Даже если вы им позвоните, это вам не поможет. А им только доставит неприятности. Большие.

Он долго смотрел на меня, выглядел уверенным, элегантным, невозмутимым, способным добиться своего и полностью уверенным в будущем. Потом он открыл дверь и вышел.

Я подошел к окну и посмотрел вниз. Стоял великолепный осенний день. Жара спала, но на улице было по-прежнему совсем светло. Я долго смотрел на пляж, на машины и автобусы. Мой мозг метался, как затравленное животное в пустыне, пытаясь найти щель. Но я ничего не находил. Единственное, что я видел, — тень ястреба. Наконец я отвернулся, подошел к висевшему над столом зеркалу и посмотрел на себя.

В тюрьме не так много зеркал. Большинство заключенных совсем не рвутся смотреть на себя, даже если бы зеркала и были. Любовь и даже уважение к себе быстро улетучиваются, когда попадаешь в тюрьму. И привычка смотреться в зеркало, если она была, исчезает.

Поэтому человек, которого я рассматривал в зеркале, не то чтобы нравился, не нравился или просто удивил меня. Я рассматривал его скорее с любопытством, чем узнавая. Скорее узнавая, чем одобряя.

Я был ниже, чем мне хотелось, лицо более плоским и серым, чем раньше, нос слишком широким и не совсем правильным, глаза — маленькими и мутными, скулы высокими, а зубы — как у ребенка из сиротского дома. Волосы надо лбом поредели, на щеках появились складки, как у мужчин из семьи отца, а на лице застыло холодное выражение, которое не изменилось даже тогда, когда я растянул рот, пытаясь улыбнуться.

И одежда тоже никуда не годилась. Она была новой и дорогой — темно-красный халат, голубая хлопчатобумажная пижама и черные тапочки. Из-за этого лицо казалось постаревшим, поношенным. Я разделся, не отходя от зеркала, и впервые за долгие годы посмотрел на свое тело — белое, худое, с узловатыми твердыми мускулами, выпирающими сухожилиями, угловатыми костями и набухшими венами на руках.

— Ты похож на моего отца, — сказала Телма в первый раз, когда увидела меня без одежды. — У тебя тело, как у шахтера.

Я наполнил ванну водой и долго отмокал, ни о чем не думая, позвонил коридорному, распорядился прислать в номер две бутылки пива и три сигары, и больше часа пил пиво и курил, сидя в ванне.

На умывальнике лежал туалетный набор — бритва, щетка для волос, зубная щетка, мыло для бритья, словом, все, что нужно. Я побрился, почистил зубы и втер в волосы какую-то жидкость, чтобы они лежали. Потом оделся.

В кармане пиджака был паспорт, в бумажнике — деньги, карточка социального страхования, водительские права, кредитные карточки и приписное свидетельство, все на имя Гарри Уолдрона, и указан адрес в городе Норман в штате Оклахома. В шкафу висели коричневый и серый костюмы, на отдельной вешалке — твидовый пиджак и пара серых брюк.

Одежда была дорогой и сидела, как сшитая по заказу. Все белье было только что из химчистки, выглаженное, но выглядело так, будто его уже носили. Две пары туфель — черная и коричневая, тоже дорогие, немного поношенные и по моей ноге. На вешалке висели четыре галстука, на полке лежали шесть рубашек, дюжина носовых платков, десять пар трусов, шесть пар носков, плащ и мягкая коричневая шляпа. В шкафу лежал кожаный портфель с проспектами медицинского оборудования на испанском и английском языках, с размерами приборов и ценами в валюте десяти-двенадцати стран.

Теперь на моем лице появились краски. Я оделся, испытывая странное ощущение из-за чужой одежды, потом сел читать газеты, которые лежали на подносе рядом с пивом и сигарами.

На предпоследней странице первой части была напечатана коротенькая заметка, единственное сообщение на странице объявлений. Заголовок гласил: «Побег двух заключенных из тюрьмы Хобарт», а сказанное в первом абзаце я уже знал. Но меня интересовала вторая часть заметки.

«В дюнах на побережье найден грузовик, в котором бежали заключенные, в нем — труп Спивенты. Полиция штата считает, что его убил Такер, а затем скрылся в дюнах, взяв водителя грузовика заложником. Во всей северной части штата Индиана ведутся тщательные поиски».

Я отложил газету, поднялся и подошел к телефону.

— Говорит Гарри Уолдрон из комнаты 1705. Я сегодня заказывал междугородный разговор, но не могу найти номера, который вызывал. Проверьте, пожалуйста, и скажите мне.

Телефонистка помолчала, потом сказала:

— Уолдрон из номера 1705?

— Да.

— Прошу прощения, ваш вызов не зарегистрирован.

— Я звонил. Вы можете посмотреть еще раз?

— Я проверю, сэр, и перезвоню.

Через три минуты телефон зазвонил.

— Прошу прощения, в списке междугородных разговоров записи нет. За сегодняшний день из вашего номера по телефону не звонили.

— Заказ приняли не сразу, — сказал я. — Мне перезвонили с коммутатора…

— Прошу прощения, сэр. У нас ваш вызов не записан.

К восьми часам вечера от голода у меня стала кружиться голова. Я решил поужинать в номере, но когда официант принес меню, сказал:

— Я передумал. Сколько у вас ресторанов на первом этаже?

— Три, сэр.

— Какой из них лучше всего?

— Это зависит от того, что вы предпочитаете…

— Какой из них самый дорогой?

— «Диккенс».

Спустя десять минут я сидел за столиком в углу ресторана. В дальнем конце играли три музыканта, вокруг позвякивало столовое серебро и рюмки, взад-вперед сновали официанты в смокингах и женщины в великолепных платьях.

Посмотрев меню, я сразу вспомнил тюремный ужин накануне. Фасоль в соусе, рис, хлеб и маргарин, кофе и пудинг из тапиоки. Было даже трудно представить, что в этом мире, где мимо меня проносили подносы и катили маленькие тележки, существуют такие затхлые столовые.

Когда старший официант подошел принять заказ, я распорядился:

— Принесите бифштекс с какой-нибудь приправой. Выбирайте на свое усмотрение.

— Очень хорошо, сэр. Вы посмотрите меню вин?

— Нет, спасибо. Я предпочитаю пиво. Принесите бутылку немецкого пива.

— Сейчас, или вместе с едой?

— Прямо сейчас. Нет… Подождите. Для начала принесите виски и имбирный лимонад. А пиво я выпью с бифштексом.

После пяти лет жизни на макаронах, бобах, рисе, спагетти и кукурузной каше, бифштекс оказался для меня слишком обильной едой. И слишком сырым, поэтому я отрезал только несколько кусочков. И приправа мне не понравилась, я не притронулся к ней. Но съел всю печеную картошку, овощи и пять-шесть кусочков хлеба с маслом. Потом заказал две порции клубничного торта с взбитыми сливками. Я выпил бутылку пива, а ужин закончил еще одним стаканом виски и имбирным лимонадом.