Мастер Чэнь - Этна

Это было утром, а сейчас — я вышел от Бориса и задумался: куда пойти? Домой, вот пять шагов за ворота, и сразу справа мой порог? А почему мне так не хочется этого делать — боюсь, что ворвется Джоззи?

Я прошел к машине, сел за руль — все-таки когда держишь его в руках, жизнь ощущается по-иному. Выехал с площадки, осторожно повел табуретку вниз по грунтовой дороге. Вот так лучше. Я не сижу на месте, я никого не жду и не боюсь, я двигаюсь.

Виноградники — сейчас здесь тихо, сбор закончен; холмы, вверх и вниз, никогда не пытайтесь ездить на этой машине по сельским дорогам, скребет днищем о землю… роща и большой сад, а вот и черепичная крыша, плющ и виноград, кирпичные трубы — уменьшенная копия нашей крепости.

— Пришел, двуногое лекарство для женщины, — сказала мне маркиза Валерия.

Сзади ее малиново мигала чернота провала печи, и черным поблескивали ее фамильные глаза под фамильными бровями: ведьма, ждущая детей.

— Вы не знаете, маркиза, что благодаря Джоззи теперь я понимаю кое-что по-итальянски, — заметил я.

— Да всё я знаю, — негромко сказала она. — А Джоззи полчаса назад была здесь.

Тогда я сел за длинный деревянный стол, место кулинарных экспериментов, положил подбородок на руки и замолчал, глядя на нее.

— Хорошо, — удовлетворенно пробормотала она наконец — и пошевелилась, стала куда менее пугающей, заглянула в черный ковшик. — Я кормила ее вот этой штукой, соус сделала на двоих. Почему-то. Паста с бобами тебе тут еще не надоела?

— Надоела? Паста, которую вы готовили сами? Не надо так шутить.

— Я была в плохом настроении от разговора с Джоззи. Могло и не получиться. Феттучини подходят?

— Да более чем.

Только на Сицилии вы найдете эту совершенно немыслимую пасту, она бывает и в зимнем варианте, но задумана вот так: вы срываете с теплой грядки пару стручков, где бобы (большие, зеленые, похрустывающие) ждут этого часа, за несколько минут готовите из них до смешного простой соус. Но когда его только что сделала Валерия Пьетро Ланца, та, благодаря которой рецепт этот стал обсуждаться по всей Европе, — это не только удовольствие, но и честь.

Правда, думал я в тот момент совсем о другом. О том, сколько лет назад в последний раз передо мой ставила тарелку со вкусной едой женщина с седыми волосами. И как мне этого всю жизнь потом не хватало.

Я вдруг понял, как устал. И началась та усталость, когда Джоззи ушла от меня в «Атлантиде», поигрывая ключом.

— Я за тебя не волнуюсь, мальчик, — сказала мне Валерия, неодобрительно посматривая в мою сторону. Потом подумала и принесла мне крестьянский граненый стаканчик белого вина. — Знаю, ты сделаешь всё, что должен, кавальере, и всё будет как надо. Я волнуюсь за нее.

Я рывком поднял голову от тарелки.

— Ты полностью уверен, что она в безопасности?

Какой странный вопрос.

Я начал заново и лихорадочно думать. Какая опасность тут может быть, тем более что ведь всё уже, всё? Но это когда человек, подобно мне, хорошо знает, что делает. А если вытворять то, что Джоззи?..

— Вот именно, — удовлетворенно заметила маркиза, изучая мое лицо. — Ешь, ешь. Я же помню, что ты всегда доедаешь всё до конца. Значит, была хорошая семья. Пора внести в ваши мальчишеские игры некоторые коррективы. Я поговорю с племянником, этим Альфредо. Сколько еще времени до конца всего безобразия?

— Несколько часов, — ответил я. — Ну, до полного окончания — сутки-другие.

— Достаточно, чтобы эта глупышка… Ты ведь ее вообще не знаешь, между прочим.

— Знаю, маркиза. Уже всё, наконец, знаю.

— А тогда мог бы догадаться, зачем она это делает. Но ты не успел задуматься, так? Было много дел поважнее?

Я снова заглянул в ее угольные глаза. Они были грустными.

— Труп есть, — как бы между делом сообщил Борис. — Адвокатов не нашлось. Журналистов тоже. Но обнаружился финансист.

— Сойдет. Еще неизвестно, что лучше в данном случае. Хотя мертвый адвокат, как известно, — хорошее начало хорошего дня.

— Джанкарло Скифани. Его на мотоцикле ударила хвостом большая фура на въезде в Палермо, вчера ночью, водитель — он араб, наверное, — скрылся, номера никто не видел, свидетелей не оказалось.

— Да потрясающе же!

— Корпоративные финансы, консультационная фирма, тридцать шесть лет… в общем, нормально. Дело, похоже, будет закрыто. А номер…

Я с восторгом записал всё на маленькую бумажку.

— Ребята, — сказал я в трубку то ли Шуре, то ли Ивану. — Работа закончена. Через десять минут могу быть у вас в гольф-клубе с отчетом.

— А хрен тебе клуб, — сообщил мне Шура. — Мы на пути в Таормину. Возникла такая идея — пожрать в хорошем месте. Подъезжай.

Значит, такой у меня сегодня день — то от моря, то к морю.

И вот — снова ла страда, наши повороты и виражи, вниз с вулкана к только-только начинающим загораться огням Таормины. Лингуаглосса — выход на шоссе у Фьюме-Фреддо — Джардини-Наксос, освещенный бледными огнями туннель под громадной скалой, на которой прочно стоит Таормина-верхняя. Победный рев гудков убитых «фиатов», обгоняющих меня прямо в туннеле на скорости в сто пятьдесят.

Шура и Иван решили утолить голод в «Баронессе».

У баронессы есть — или было в девятнадцатом веке — имя, но я как-то не могу его запомнить. Хватит того, что в этом заведении помнят мое имя и хорошо знают, кто я такой. Тут самая длинная винная карта во всей Таормине, к составлению которой я тоже имею отношение — как и к некоторым проходящим в этом примечательном месте дегустациям. Я даже иногда их провожу.

Из всего сказанного уже ясно, что это за ресторан. Не то чтобы лучший в Таормине, но — официально первый. По крайней мере по ценам.

Он почти на той самой площади, где собираются поглазеть, с аханьем, на Этну, затмевающую горизонт. На площади, как я уже говорил, два собора с широкими лестницами и барочными фасадами, а сзади одной из церквей стоит дом века этак девятнадцатого. Вы туда входите и маршируете вверх по лестнице из чугунного кружева, минуя задрапированные малиновым бархатом залы с хрустальными люстрами, иногда там учиняют банкеты. Но ваш путь ведет на крышу, которая являет собой как бы еще одну смотровую площадку над смотровой площадкой. Вы сидите там и любуетесь не только морем, шоссе и вулканом, но и людьми, которые внизу, на площади, смотрят на море, шоссе и вулкан.

То, что официанты меня знают и хорошо ко мне относятся, от острого глаза Шуры и Ивана не укрылось.

— Смотри, Иван, наш парень тут в неплохих местах бывает, — порадовался Шура. — Вино к устрицам подберешь? А то шабли, шабли, скучно. Что-то бы местное.

Вино мы подобрали. И обсудили заведение — в духе «скромненько, но чистенько».

— Дело закончено, можете проводить свою встречу, — сказал я после первого глотка (и первой устрицы). — Ни российским, ни американским ее участникам с самого начала ничего не угрожало. История была другая и касалась винного предприятия «Пьетро дель Куоре». Нашего. Кое-кто хотел поиграть с финансами, долгами и прочим, устроить нечто вроде его рейдерского захвата. И чисто случайно врезался в этих ваших американских троллей. Что, кстати, помогло кому надо всю рейдерскую историю раскрыть и закончить. А то бы этого парня и не заметили бы.