Сан-Антонио - Голосуйте за Берюрье !

Крыльцо под навесом из золотистой черепицы с колоннадой под мрамор открывает доступ к двери, украшенной орнаментом из кованого железа, изображающим хлебные колосья. Под домом с северной стороны находится гараж, который до сих пор пропитан запахом выхлопных газов. Стены, еще недавно белые, стали совсем серыми от дыма.

Я осматриваю маленькую дверь, развороченный замок которой выглядит плачевно. Кроме ворот и двери, в гараже других выходов нет. Днем он освещается сквозь стену, часть которой выложена стеклянной плиткой, а ночью - лампочкой под сеткой.

- Когда вы вошли сюда утром, свет горел? - спрашиваю я у инспектора Мартине.

Он встряхивает головой:

- Я не помню. Гараж был полон дыма, понимаете? Двигатель толькотолько заглох...

Я задаю тот же вопрос его только что подошедшему коллеге. Мирадор категоричен: свет не горел.

- Вы уверены в этом? - спрашиваю я.

- Уверен,- убежденно утверждает он.

Это важная деталь, понимаете, мои козочки? Предположим, что Ляндоффе стало плохо, и выхлопные газы отправили его ко Всевышнему. Свет в этом случае продолжал бы гореть! Но, поскольку он был погашен, это значит, что кто-то его погасил, улавливаете? Это важная, даже капитальная, деталь, как сказал бы Карл Маркс. Ибо этот кто-то, о котором я вам толкую, только и мог быть убийцей! Он прятался в гараже. Когда Ляндоффе оказался там один, он вышел из укрытия и пристукнул его. Потом погасил свет и скрылся. Что и требовалось доказать!

- Послушайте, Мартине, вы мне сказали, что по возвращении с собрания осмотрели здесь все?

- Да, господин комиссар.

- Вы уверены, что здесь никто не прятался?

Он удерживается от пожатия плечами, но его лопатки единодушно голосуют в пользу утвердительного ответа.

- Это невозможно. Здесь только несколько канистр с маслом и поливочный шланг. Где ему было спрятаться?

- А если прямо в машине Ляндоффе?

- Этого тоже нельзя представить, господин комиссар. Выходя с собрания, Ляндоффе нес в руках сверток афиш. Я сам его положил на заднее сиденье. Потом он до самого дома нигде не останавливался.

- За исключением того, чтобы открыть вам дверь в дом. Предположим, что кто-то ждал за зеленой изгородью и в этот короткий промежуток времени... Ляндоффе выходит из машины, чтобы вам открыть, и этот ктото вскакивает в это время на заднее сиденье...

Но Мартине продолжает отрицательно качать головой.

- Нет. Конечно, он пошел открывать нам дверь дома, но, пока он впускал Мирадора, я отпирал ворота гаража. Машина стояла как раз на углу дома. В ночной тишине я бы услышал, как открывается и закрывается дверца. И даже... Немыслимо, чтобы убийца проделал все эти трюки за несколько секунд и в нескольких метрах от полицейских, приставленных охранять жертву!

И он умолкает, довольный тем, что опроверг мои сомни тельные предположения, негодник!

- Где вы обнаружили труп, когда взломали дверь?

- Между машиной и стеной гаража.

- Воспроизведите мне возможно точнее, в каком положении он находился.

Он согласно кивает, открывает переднюю дверцу машины, становится на корточки и принимает очень странную позу - зад на полу автомобиля, а голова упирается в нижнюю часть стены.

Я показываю на сверток афиш, который лежит на полу недалеко от псевдотрупа.

- Афиши находились здесь?

- Мы к ним не прикасались.

Я собираюсь продолжить воссоздание картины убийства, но неожиданный приход двух странных типов мешает этому. Пришедшие во всю глотку распевают "Чесальщиков". Очаровательнейший из когда-либо существовавших дуэт - Берюрье и Морбле! Бас, именуемый благородным, и чистый, как труба, баритон. Если каждый из них не осушил по две бутылки "Мюскаде", то мне остается лишь позвонить папе Павлу VI, чтобы попросить у него себе место старшего сержанта в его папской гвардии.

- Что я узнаю?! - громогласно вопрошает Берю, закончив последний куплет раньше своего напарника.- Прихлопнули последнего клиента? Где эти засранцы, которым была поручена его охрана? Я им покажу, как надо завязывать галстук!

- Успокойся, Берю! - угрюмо говорю я ему.- Похоже, ты уже набрался, как свинья. Его это задевает за живое.

- Я? - протестует он.- Спроси у моего друга, сколько мы выпили... Все равно, что муравей пописал.

- Точно,- подтверждает Морбле, сопровождая свое утверждение великолепной икоткой.

Я шепчу Толстяку:

- И надо же было тебе приводить сюда этого старикашку, чтобы он путался у нас под ногами, как будто у нас без него не хватает неприятностей...

Чувство дружбы у Берю отлито из сверхпрочного чугуна:

- Я запрещаю тебе называть Пополя старикашкой!

Он потрясает большим пальцем, верхняя часть которого достаточна, чтобы за ним спряталась морская черепаха.

- Это вот такой парень! Он не дурак! Дай ему возможность хоть чутьчуть заняться следствием и ты увидишь!

Я возмущенно ору:

- Валите оба отсюда, пьянчуги, иначе я вас упрячу в тюрьму как самых отъявленных бродяг, какими вы в действительности

и являетесь!

Его Величество понимает, что я не расположен терпеть его выходки. С чувством собственного достоинства он берет под руку унтер-офицера.

- Идем, Пополь, не будем путать божий дар с яичницей!

- Все они бездари и иже с ними,- убежденно подтверждает Морбле.

Уф! Бывают моменты, когда Толстый успокаивает нервы, но бывают и моменты, когда он их напрягает до предела!

Когда компания "Объединенные свиньи" (официально более известная как "Свиные ножки") ушла, я прошу показать мне труп. Меня ведут через дверь в глубине гаража на первый этаж. Труп покоится на брезенте в малой гостиной. Врач без пиджака сидит перед столиком в стиле Людовика XV. Он лихорадочно что-то пишет.

Я представляюсь, и он поднимает свою маленькую головку в виде чайника без крышки. Его нос напоминает загнутый краник, уши - ручки корзины, череп сверху совершенно плоский.

- Каковы ваши первые впечатления, доктор?

Он страдает небольшим тиком: временами его правый глаз подскакивает до середины черепа.

- Этот человек,- заявляет он голосом озябшего евнуха,- получил удар в лицо. Удар был сильным, однако недостаточным, чтобы вызвать смерть или даже перелом. Он вызвал лишь нокаут. Жертва упала. Лицо упавшего оказалось примерно в полутора метрах от выхлопной трубы. У него не хватило сил подняться, и он умер.

Я склоняюсь над беднягой Ляндоффе. У него на лбу над левой бровью проступает ужасное синеватое пятно величиной с блюдце.

- Каким орудием была нанесена эта рана, доктор? - спрашиваю я.

- Кирпичом,- отвечает эскулап и подает мне лупу.- Посмотрите, четко видны частички жженой глины по всей поверхности травмы. Кирпич оказался первым, что подвернулось под руку.

- В котором часу, по-вашему, наступила смерть?