Александр Щелоков - Зона зла

- Я здесь, Сережа.

- Вера, ты прости... Я грешен. Баб не любил. Считал, что они во всем виноваты... Все зло от них... А оно от нас... От мужиков... сволочи мы...

Он запнулся, не зная, как еще объяснить свой грех. Пробормотал нечто невнятное.

- Ты говори, Сережа, будет легче.

- Легче не будет. Меня, Вера, убили...

- Зачем ты так? - Она сжала его вялые пальцы. - Все обойдется.

- Не надо, я не боюсь. Сам убивал. Меня убили. Добро дошао... до пекао...

Верочка не сразу поняла, в чем дело, и подумала - он бредит. Потом вдруг вспомнила фанерку с кроваво-красной надписью, поздравлявшей с пришествием в ад - в зону зла.

Спазм жалости сжал горло. Она не плакала, когда хоронила мужа и сына. Она просто умерла вместе с ними - вся, без остатка. Сейчас вместе с Сергеем умирала еще какая-то часть ее души, отогревшаяся и оттаявшая в общении с Лукиным.

- Вера, - голос Мишина был просящим. - Сволочь я. Сам знаю... но ты за меня пошла бы? Скажи...

Она сжала его руку сильнее.

- Конечно, Сережа.

- Спасибо, Вера... Ты теперь иди заЛукина...

Она хотела что-то сказать, но он закрыл глаза. Рука его слабо дернулась и застыла...

Крюков стоял над телом Мишина, опустив ствол автомата к земле. Он молчал, строго поджав губы. Он не знал, что переживают остальные члены группы, собравшиеся рядом с убитым товарищем, но никогда и никому не признался бы, что не испытывал при этом никаких особых чувств.

Крюков был безразличен к случившемуся, принимал его как неизбежное зло, которое в одинаковой мере могло коснуться любого из них, в том числе и его самого. Конечно, Крюков сожалел, что произошло несчастье. Оно не только снижало боевую силу и без того небольшого подразделения, ко всему создавало неудобства, связанные с необходимостью хоронить товарища. Иных чувств полковник себе позволить не мог и не позволял. Он знал, что слова "Добро пожаловать в пекло", которые они совершенно случайно обнаружили в начале пути, очень точно отражали истину, правящую на любом полигоне смерти, именуемом полем боя.

Сказать, что Крюков был жесток к своим людям, - неверно.

У военных особый склад ума и характера.

Для них жизнь и смерть - явления довольно абстрактные, описываемые не в эмоциональных образах, а цифрами. Планируя боевую операцию, командиры заранее предполагают, сколько человек должны поразить бомбы, сколько снаряды, и выбирают условия, чтобы жертв было как можно больше. Они не жестокив таком поиске. Они -рациональны. Ведь в то же самое время они подсчитывают, сколько потребуется укрытий для своих, чьи жизни необходимо сохранить и сколько надо подготовить врачей и коек в госпиталях для тех, что окажутся ранеными.

Что поделаешь, люди, чьей профессией стала война, живут не чувствами, а рассудком, холодным, безжалостным. Командир не может позволить себе привязываться к подчиненным, поскольку такая привязанность делает его слабым. А проявлять слабость Крюков не имел права: операция еще не окончена, под его рукой остались люди, которых необходимо вывести в безопасную зону, которым он не должен позволить расслабиться.

- Все! Собрались! Уходим!

Подталкивая Галеба стволом автомата в спину, Лукин подвел его к Крюкову:

- Вот еще один. Что с ним делать?

Крюков взглянул на Кэмпбела.

- Кто этот человек?

- Коллега. - Кэмпбел тяжело вздохнул. - Салах эт Дин.

- Говорит по-английски?

- Да, говорит.

Это ответил сам Салах эт Дин. Крюков посмотрел на него.

- Тем лучше. Нам будет проще договориться.

- Я не намерен ни с кем договариваться. - Салах эт Дин демонстрировал строптивость и дерзость.

- Поначалу выслушайте. - Крюков говорил спокойно. - Нам от вас ничего не нужно.

Просто вам самим предстоит выбрать жизнь или смерть. Мы сейчас уходим. Единственное условие - вы дадите слово не стрелять нам вослед.

- Мистер Салах, я уже дал им такое согласие. - Кэмпбел говорил с усталой обреченностью. - Мы проиграли, это надо признать.

- Согласен. - Салах эт Дин мрачно кивнул Крюкову. - Ваша взяла.

Крюков повернулся к Кэмпбелу. Приложил два пальца к шлему.

- Мои лучшие пожелания вашей невесте.

- Спасибо.

Верочка мельком взглянула на англичанина, но не узнала в нем щеголя, который все время сопровождал генерала Хейга, и они часто встречались в Брюсселе.

Кэмпбел, в свою очередь, не узнал в моложавом мужчине женщину, на которую не раз обращал внимание...

Демин тем временем прихватил канистру и облил стены домика комсостава бензином.

Поджег бумажку, швырнул к окну. Пламя занялось сразу, с подвыванием и хрустом стало пожирать барак.

Кэмпбел стоял, прикрыв глаза ладонью, как козырьком, и смотрел на огонь. Трудно сказать, что он думал в ту минуту, но проигрыш явно не подарил ему радости.

- Удачи, майор. - Крюков сел в машину. - Встретите Эшли, передайте привет от Питера Райта. Не забудете?

- Такое не забывают... полковник Иванов.

Крюков повернулся к Верочке.

- Тронулись!

Вспыхнули фары дальнего света. Их лучи заметались по дороге, бросаясь то влево, то вправо, высвечивая ее крутые изгибы. Когда джип подъезжал к воротам базы, Крюков тронул Лукина за плечо.

- Давай отходную, Алексей!

Оранжевый клуб огня вспух над ангаром.

Дымный гриб, кучерявясь и разрастаясь в размерах, поднялся к небу.

Они уже спускались в долину Тузлава, а над плато все еще бушевало пламя пожара.

Оно бешено металось по сторонам, бросая отсветы на низкие брюхатые тучи. Пласты смолистой сажи взлетали над огромным кострищем и кружились над ним, будто стая голодного воронья.

При выезде в долину Кривудава, преграждая машине путь, стояли два солдата в касках и бронежилетах - один справа от проезжей части, другой слева от нее.

Дорога шла на подъем, и позиционное преимущество охраны было неоспоримым. Однако ничто не действует на солдат так разлагающе, как чувство пребывания в глубоком тылу.

Открой охранники огонь, хотя бы предупредительный, прорваться через заслон без потерь, тем более сохранить машину, у группы Крюкова шансов не было. Но солдаты жили в иной системе координат. Они скорее всего ощущали себя сторожами хозяйского амбара на горном выпасе, чем людьми, которые в любом проезжающем обязаны видеть противника.

Крюков тронул ладонь Верочки, лежавшую на баранке руля, и предупредил:

- С первым выстрелом - полный газ.

Сам перевалился через дверцу и крикнул:

- На Горосечу проедем?

Дурацкие вопросы всегда сбивают с толку.

Солдаты на миг замерли в нерешительности. И это их погубило.

Так уж устроена жизнь, что автомобилисты-лихачи и солдаты, оплошавшие на посту, не имеют возможностей осознать свои ошибки и тем более их исправить.

Демин и Лукин выстрелили одновременно...

Акт десятый

Они рвались к конечной точке маршрута - на побережье Адриатики к Сплиту.