Александр Холин - Лик Архистратига

Мальчик замолчал. Пока Наташа переваривала его рассказ о человеке, получившем заслуженное бессмертие, Никита перешёл к другой двери и так же, как Наташа, принялся разглядывать что-то, происходящее там, за железной дверью.

Странное место, куда попала Наташа, не могло не произвести на девушку сногсшибательного впечатления. Тем более, от двойника Никиты, впрочем, как и от самого мальчика, оставленного в нашем трёхмерном измерении, девушка получала столько любопытной, исторической, мистической и трансциденентальной информации, о какой мог только мечтать самый умный учёный нашей планеты.

— Во даёт! — произнёс вслух Никита.

— Что? — решила нарушить молчание Наташа. — Там кто-то тоже кожу и кости наращивает?

— Гораздо хуже, — обернулся к ней мальчик. — Я давно не видел эту ядовитую особь. Думал, что его куда-нибудь прибрали. Однако вот он, здесь живёт и здравствует. Живее всех живых, то есть, не берёт его никакая зараза.

С этими словами Никита отодвинулся, давая гостье бросить любопытный взгляд на задверную медицинскую камеру. Почему камеру? Почему медицинскую? Да всё потому, что в белом безмебельном помещении со сферическими потолками и отсутствием углов прямо в центре красовался такой же безугольный колпак.

Только прозрачный. Под ним, будто паук в банке, бегал маленький лысый человечек, одетый в строгую чёрную тройку, засунув большие пальцы обеих рук за рукавные обрезы жилетки. Под колпаком также громоздился вместительный письменный стол с тёмно-зелёной габардиновой поверхностью, на котором кроме стопки бумаги и чернильного прибора стояла большущая банка с… притопленной в ней человеческой головой.

— Ой, — непроизвольно пискнула Наташа.

— Смотрите, смотрите, — хмыкнул мальчик. — Ещё не то увидите. Эта уникальная особь может многое.

Меж тем, бегающий под стеклянным колпаком маленький человечек ни на что не обращал никакого внимания, до глубины увлечённый только беготнёй по медицинскому каземату. А на столе, вокруг которого совершался ритуал беготни, в большой стеклянной банке с формалином плавала голова. Она показалась Наташе до боли знакомой. Будто где-то когда-то человека с подобным выражением лица она уже видела.

Наформалиненная голова в банке казалась намного меньше, чем обычная человечья, хотя неизвестно как человеческий орган будет вести себя в заспиртованном виде. И всё-таки нигде ещё Наташа не сталкивалась с подобными видениями.

— Вы угадали, — весело хихикнул доппельгангер, — это человеческая голова. Между прочим, тоже вашего соотечественника.

Наташа внимательно взглянула ещё раз. Точно, ошибки быть не могло! В формалине плавала голова последнего российского царя!.. Сколько же девушка видела портретов последнего российского императора, фотографий, даже простых карандашных набросков, так что ошибиться просто нельзя было! А тот, что непрерывно бегал вокруг письменного стола…

— О. Господи! — выдохнула девушка.

Непрерывно бегающим оказался товарищ Ульянов-Бланк собственной персоной. Живой! То есть, живее всех живых! Как и говорил только что Никита.

— Но ведь он же, — попыталась жестикулировать Наташа, показывая рукой куда-то в сторону, где в центре Третьего Рима на Красной площади почивал его тотем, тюльпа или же доппельгангер, — он же в Москве! Он же!.. О, Господи!..

— В мавзолее? — весело рассмеялся двойник Никиты. — Но ведь вы, тёть Наташ, тоже не совсем здесь, а, скажем, в крымской пещере на камушке прикорнула. Так кто ж из вас покойничек?

Веселье доппельгангера было безгранично, но, к счастью, не бесконечно. Может быть, у них в Зазеркалье так положено и не возбраняется насмехаться над усопшими. Бегающий в стеклянной банке человечек не всегда ведь был каким-то отщепенцем. Девушка почувствовала к нему жалость ибо у самой с родителями было не всё в порядке.

— Что ж делать с вами, трёхмерными ипохондриками? — снова засмеялся Никита. — Всё у вас плохо, плохо. Нет, чтобы порадоваться, приплясывая: а будет ещё хуже! а будет ещё хуже! так нет, вам архиважно, чтобы кто-нибудь всенепременнейше пожалел. Вот и взяли мы его сюда. А то на небесах не нужен, в миру — тем более. Куда ж ему, сердешному, меж небом и землёй?

Зато здесь он уже много советов надавал, как с вами, холерами, то есть холериками, управляться. Ни в одной стране столько советов не услышишь, только в знаменитой совейской России. Действительно, страна Советов! А маленький ваш, кстати, и Бенчика Ладена недавно подставил, и в сентябре нового тысячелетия американским террором руководил, когда самолёт в Нью-Йорке небоскреб пропорол. Ведь он же Ка! [69] Ка (др. египт.) — жизненная сила человека, оставшаяся жить на поле Осириса. Он рождён был выполнять приказания инфернальных сил, без этого никто появиться в вашем мире ему бы не позволил.

— Ты хочешь сказать, у нас ребёнок, рождаясь на свет, должен у кого-то получить на это разрешение? — возмутилась Наташа. — Бред какой-то!

— Может быть и бред, — пожал плечами Никита. — Но кто придумал ваш мир? Кто распределяет биологическую энергию, за счёт которой существует вся природа? Может быть, это умеет человек, который сам не знает, зачем он появился на свете, зачем живёт и жизнь прожигает? Многие, конечно, приходят к такому выводу, что родившемуся ребёнку необходимо с приходом в свет, в материальный мир, выполнить минимум три наиважнейших задачи: пожрать, погадить и потрахаться. То есть «П» в кубе, ни на что большее «царь природы» не способен. Не странно ли?

— Фу, — засмущалась Наташа. — Тебе, по-моему, ещё рановато заниматься такой философией.

— Какой? — не сдавался мальчик. — Философия всегда только одна как, впрочем, и истина. Либо она есть, либо нет вообще и не будет никогда. Недаром русский старец Серафим Саровский предсказал за двадцать лет до конца девятнадцатого века, что Антихрист уже родился. Вот наш квартирант с удовольствием исполнил роль Антихриста в полном объёме, то есть царствовал три с половиной годика, был предтечей мировому террору, насилиям, подлостям, предательству, изощрённым пыткам над людьми и прочими инфернальным гадостям.

— Не сходится что-то, — возразила Наташа. — Если этот человек играл в театре жизни роль Антихриста, то уже давно должен разразиться Армагеддон, то есть последняя война перед Концом мира!

— Эта война, тёть Наташ, уже давным-давно полыхает на всех фронтах, — горько усмехнулся Никита. — Сколько неизвестных болезней появилось? Сколько войн происходит ежегодно? Сколько катаклизмов возникает совершенно неожиданно? В том-то и беда, что если терроризм станет законом, государственной политикой любой страны, то вы эту войну проиграете тихим сапом, даже не сражаясь открыто на любимых и дорогих сердцу баррикадах. Только и мы вместе с вами погибнем, вот какая штука.