Лариса Исарова - Запонки императора, или орехи для беззубых

После серии официальных, зафиксированных показаний я спросила:

— Скрипача нашли?

Он молча посмотрел на меня и стал копаться в бумагах.

— О Марате ничего не слышно?

Он мазнул взглядом по моему лицу и неожиданно бросил передо мной веером фотографии. Когда-то «тетя Лошадь» так же швырнула деньги, чтобы купить моего Шагала.

Я только взглянула и зажмурилась… Жестокость была патологическая.

— Дать воды?

Я молчала, не открывая глаз, пытаясь прогнать увиденное из памяти. Я давно презирала этого человека, давно не доверяла, но такая страшная смерть!

— Разве ты в этом не виновна? Если бы сразу позвонила в милицию… Ведь я могу привлечь тебя за сокрытие сведений по убийству…

— Откуда я знала, что его убьют? Он со всякими подонками якшался…

— Струсила? Побоялась связываться?

Его голос шуршал где-то вдалеке, а я все пыталась понять, почему сбежала из квартиры Марата и не попробовала помочь ему? Но ведь он держался с ними, как хороший знакомый, ни о чем не предупредил, продавал меня всем, кто мог дать приличную цену, пытался быть моим сутенером…

— Так и будешь молчать? Ну-ка, встряхнись, возьми себя в руки…

Я открыла глаза, и мне показалось, что прошло уже много времени.

— У него были родственники?

— Кажется, были.

— А ты никого не знала лично?

— Вы разыскали родных Карена? — задала я встречный вопрос.

Он усмехнулся.

— Боишься раздела имущества'’!

Меня охватила злость, и я решила ничего не говорить.

Неожиданно «важняк» отложил ручку, прикрыл протокол и сказал, глядя на меня в упор:

— А ведь в университете я мечтал о тебе…

Я даже растерялась и ничего умнее не придумала, как спросить:

— Твой кабинет не прослушивается?

— Ты была такой яркой… — продолжал он будто не расслышал моего вопроса.

— Я так постарела?

— И кем ты стала? Просто в голове не укладывается… Ну, современные девочки для радости…

— То есть шлюхи…

— Хоть оправдание имеют: безотцовщина, алкоголики в семье, без профессии…

— А сколько с высшим образованием сидят в «Космосе»?!

— Но ты знала языки, танцевала индийский танец в нашей самодеятельности, помнишь? На всех вечерах…

— И еще — вожу машину, печатаю на машинке, стенографирую и работаю на компьютере…

Глухо. Он меня не слушал.

— И ради шмоток, бабок…

— Ради независимости…

— Обидно, такой человеческий материал пропал…

— Да что ты меня хоронишь…

Без толку. Юрка вел свою партию без учета реплик партнерши.

— И хоть бы слезинку проронила… Видишь, что сделали с Маратом? Ты же с ним тоже жила.

— Мало ли с кем я жила! На всех слез не хватит…

Мой вызов его не тронул.

— Почему ты уперлась, как баран…

— Овца будет ближе…

— Ведь ты, по сути, осталась честным человеком…

Тут мое терпение лопнуло, и я поднялась.

— А вот оценки мне не нужны. И вообще мои эмоции прокуратуру не касаются. Отметьте пропуск, гражданин следователь, я правильно вас называю?

Он внимательно посмотрел на меня, слегка усмехнулся и сказал на прощание:

— Если к тебе опять придут, позвони по этому телефону.

Я посмотрела на визитку и пришла в полный восторг. Там стояло: парикмахер-модельер. На русском и английском языках.

Эта конспирация меня так развеселила, что я долго улыбалась, проходя по Столешникову на Тверскую. И даже решила пройтись до дома пешком, чтобы разобраться в своих чувствах и поступках.

Если быть честной, гибель Марата меня не огорчила. Нет, конечно по-человечески его было жалко, но это первый случай в моей жизни, когда судьба наказывала подлого человека. Страшное возмездие казалось почти справедливым.

Но почему мне до боли жаль «тетю Лошадь», Карена? Они тоже были далеко не ангелами, но в их действиях ощущался размах, им были чужды шакальи поиски объедков. Хотя стоит ли копаться во всем этом? Чем я лучше? Воспоминания о лжеамериканце и шейхе почти стерли добрую память о Карене. Он вышвырнул меня при первой осечке. И дурил, как младенца, разговорами о счете, долларах…

Вечером позвонила вахтерша и сказала, что меня ждет какая-то женщина.

— Какая женщина?

— Ну, из этих, восточных…

Я пожала плечами, но женщин не боялась, а потому открыла дверь.

Передо мной стояла толстая старая армянка с темными усами над губой, измученным лицом и растрепанными седыми волосами под черной косынкой.

— Вы ко мне?

— Вай-ме, деточка, я жена… нет, страшно сказать, вдова Карена.

Я часто пыталась представить законную спутницу моего любовника, и теперь при виде ее по моей спине пробежали мурашки.

— Раздевайтесь.

Я повесила старенькое черное пальтишко из плюша на вешалку и пропустила ее в комнату.

— Вай-ме. и фотографии его нет! Не заслужил, значит. А я цветочки принесла, чтобы положить…

Она достала из облезлой сумки букет ярких сочных роз и поискала глазами вазу.

Я налила воды в любимую фарфоровую вазу Карена, покрытую выпуклыми незабудками и поставила розы, испытывая острое чувство неловкости. Эта маленькая толстая женщина лишила меня наглости, на которую я настраивалась заранее…

Женщина села, сцепила пальцы на столе и внимательно посмотрела на меня.

— Красивая деточка, самая красивая из его дамочек… Но и тебя время не пожалеет, согнет, состарит, а чем жить будешь? Мне хоть внуки сердце греют.

— А дочери?

Из ее запавших глаз закапали слезы.

— Вай-ме. разве он ничего не говорил? Уже два года как нет моих цветочков, погибли в землетрясении, вместе с мужьями… К счастью, внучат я взяла на лето к себе в Ереван. Матерь божья прикрыла их своим крылом…

Карен мне ничего об этом не рассказывал и никогда не привозил из-за границы детских вещей.

— А внуки маленькие?

— Три годика солнышку Мушкетику и пять — луне Ануш.

Я ничего не понимала. Играет она или Карен на самом деле был не тот, кем я его представляла? Может, у него где-то была вторая семья?

— Простите, — сказала я, — вы первая жена Карена?

— Я — первая и последняя, единственная на нашей горькой земле, а другие были дымом, для дела и для тела. Армянский мужчина не может без женщин, но жену имеет только одну, на всю жизнь…

— Но вы обеспечены? У вас есть квартира, дача, пенсия?

— Все есть, золотая деточка, только Каренчика не вернешь. Была бы одна, ушла бы следом, но детишек надо в люди вывести. Время теперь неспокойное, страшное…

— Здесь почти все вещи принадлежали Карену, — сказала я, не дожидаясь ее атаки. — Вы можете все забрать. И фарфор, и мебель. Только драгоценности бандиты унесли…

— Неужели у тебя нет его фотографии?

— Нет, он не позволял себя фотографировать, даже на приемах отворачивался…

— Вай-ме, я как знала, чуяла сердцем…