Лиза Марклунд - Пожизненный срок

Она усадила Юлию на топчан и провела ладонями по ее щекам, заглянула ей в глаза.

— Юлия, — прошептала она, — где Александр?

Юлия широко открыла глаза, в них промелькнула растерянность и непонимание.

— Ты помнишь, что случилось с Давидом? — тихо продолжала Нина. — Вспомни, что произошло в спальне. Ты помнишь выстрел?

В глазах Юлии мелькнуло что-то темное, казалось, она смотрит куда-то поверх Нининой головы. Она судорожно вздохнула, лицо ее исказилось.

— Убери ее отсюда, — прошептала она.

— Кого?

— Ту, другую. Она ведьма.

Нина обернулась, посмотрела на стену над своей головой и увидела выцарапанные в штукатурке инициалы сидевшей здесь до этого заключенной.

— Ты имеешь в виду другую женщину, ту, что увела Александра?

Тело Юлии дернулось, она попыталась освободиться из объятий подруги, ударила ее ребром ладони в переносицу. Не говоря ни слова, Юлия доковыляла до двери и принялась колотить в нее кулаками, биться о металл головой. С каждым ударом из ее горла вырывались рыдания.

«Боже, что я натворила!»

Сделав два быстрых шага, Нина подошла к двери и крепко обняла Юлию сзади, стараясь ее успокоить, но прикосновение возымело противоположное действие. Юлия стала дико кричать, и этот злобный вопль прерывался только в тот момент, когда она пыталась укусить Нину.

— Юлия, я сейчас уложу тебя на топчан, на бочок, — сказала Нина, осторожно заводя руки Юлии за спину.

Она уложила вопящую женщину на топчан, головой на подушку.

Глазок открылся, и в камеру заглянула надзирательница.

— Ей нужен транквилизатор, — сказала Нина.

Юлия истерически кричала, дрожа всем телом. Нина крепко ее держала, стараясь успокоить тяжестью и теплом своего тела.

— Сейчас придут медики! — крикнула в глазок надзирательница.

Конвульсии понемногу прекратились, Юлия перестала биться. Вопль превратился в протяжное тихое рыдание.

Потом она умолкла и, успокоившись, неподвижно лежала, хватая ртом воздух.

— Это моя вина, — шептала она. — Это моя вина.

Нина позвонила комиссару К., выходя в стеклянный коридор из приемной управления.

— Ее нельзя так содержать, ее нельзя держать в камере, — резко сказала она, когда К. ответил. — Она на грани сумасшествия, ей необходима квалифицированная психиатрическая помощь.

— Почему ты так думаешь?

— Она видит какие-то несуществующие вещи, страдает галлюцинациями — это очевидно.

Нина ускорила шаг, стараясь быстрее выйти из давящего стеклянного туннеля.

— Стало быть, неформальный допрос превратился в осмотр психиатра? — съязвил комиссар. — Ты что-нибудь из нее вытащила?

Нина толкнула дверь. Ее обдало порывистым ветром. «Предательница, я — предательница».

— Она бессвязно бормотала о всякой ерунде, говорила, что забыла купить моющее средство, что сомневается, стоит ли ей поступать в полицейскую академию. Она плохо ориентируется во времени и пространстве. Она спрашивала, куда ушел Давид с Александром.

— Она говорила о другой женщине?

— Да, и сказала, что она ведьма. Она просила меня ее прогнать. Думаю, что Юлию, согласно параграфу седьмому, надо немедленно отправить на медицинское освидетельствование.

— То есть она ничего не сказала о том, виновна она или нет?

Нина дважды вдохнула и выдохнула.

— Возможно, я нечетко выражаюсь. Юлия настолько не в себе, что не понимает, где находится. Когда я попыталась спросить ее об убийстве, она пришла в страшное возбуждение. Медикам пришлось сделать ей успокаивающий укол. Сейчас она спит.

Комиссар К. громко вздохнул.

— Думаю, что это прогресс, — сказал он. — С нами она вообще не разговаривала.

— Вообще?

— Не проронила ни звука. И ничего не говорила о моющих средствах.

Нина остановилась, подняла голову и вгляделась в фасад полицейского управления, пытаясь представить себе огороженную колючей проволокой крышу, по которой ежедневно по часу гуляли заключенные, дыша свежим воздухом.

— Значит, вы знали, в каком помраченном состоянии она находится, — упрекнула Нина. — Вы знали, насколько она больна, но ничего мне не сказали, посылая говорить с ней?

— Ладно, ладно, — примирительно произнес К. — Она просто отказывалась говорить. Такое случается нередко.

— Если вы хотите получить от Юлии внятные показания, то ее сначала надо полечить, — сказала Нина. — Я не сведуща в деталях, но люди каждый день переживают посттравматический шок и получают надлежащее лечение.

— В идеальном мире, — сказал К. — В нашем случае это будет непросто.

Нина направилась к станции метро.

— Но почему медицинская служба не может заняться этим случаем?

— Я говорю не о медицинской службе, а о том, есть ли у начальства желание заниматься ее лечением. Я скажу так: у начальства нет никакого желания прикасаться к убийце Давида Линдхольма в лайковых перчатках.

Нина резко остановилась.

— В лайковых перчатках?..

— Если все пойдет по плану, то в понедельник Юлии предъявят официальное обвинение. Естественно, это всего лишь формальность, но я бы хотел, чтобы ты при ней присутствовала. Возможно, возникнут вопросы о ее аресте, которые суд должен будет для себя прояснить.

Нина остановилась, упершись в землю расставленными на ширину плеч ногами. Мимо, хихикая, прошли два подростка. Нина заговорила в трубку, не обращая внимания на то, что ее могут подслушать.

— Давай проясним одну вещь прямо сейчас. Я сделала это для Юлии, а не для вас. У меня нет ни малейшего желания впутываться в это дело.

— Сейчас нам надо прежде всего найти мальчика.

Нина качнулась на мысках взад и вперед.

— Это будет нелегко, — сказала она. — Либо вы угодите коллегам, либо распутаете эти преступления. Всего хорошего.

На ставших ватными ногах она вошла на станцию метро.

Только став на эскалатор, Нина вдруг поняла, что именно она сказала.

«Преступления». Она употребила множественное число.

«Думаю, что убили и Александра».

Она торопливо пошла к платформе.

Дети сидели в гостиной дома Берит и смотрели по телевизору «Муми-тролля». Анника собрала после завтрака посуду, составила ее в посудомоечную машину, вытерла кухонный стол, а потом достала из сумки рапорты о неподобающем поведении Давида Линдхольма. Она села за складной стол и выглянула в окно, не в силах оторвать взгляд от озера.

Люди обходятся друг с другом с такой отвратительной жестокостью. Есть ли у человечества вообще надежда? Ведь вокруг так много зла.

Громкие звуки телевизора раздражали ее, и она закрыла уши ладонями.

Берит уехала в магазин купить что-нибудь на обед, и словно в воду канула. Ее не было уже целую вечность.

«Почему мне так трудно быть одной? Почему я такая беспокойная?»