Лариса Соболева - Та, которой не должно быть…

– Можно?

Вот и он. Петрич утвердительно кивнул, указал на стул подбородком.

– Как Валенсия? – поинтересовался Виталий, садясь. – Нашлась?

– Нет.

– Нет?!

Петрич никогда не отвечает дважды на один и тот же вопрос, намеренно его игнорируя. Работая в следственных органах, люди обязаны уметь слушать и слышать, да что там – обязаны мысли читать, и Петрич не упускал возможности напомнить об этом молодняку. Пронизывая взглядом Виталия, он, казалось, думал о чем-то совершенно постороннем, на самом деле Петрич не умел переключаться на темы вне работы, его сознание и во сне занималось анализом ситуаций.

Под утро Смайл забылся крепким, нечутким сном. Приди в это время убийца, юноша не услышал бы его, даже если б тот рубил ход топором. Очнулся Алеша мгновенно, будто его укололи иглой, протирая глаза, огляделся. А вокруг знакомая обстановка, телик работал, но главное – день вступил в свои права. О, как славно жить при дневном свете! Алеша, конечно, бодрым себя не чувствовал, поэтому отправился в душ. После он поел холодных котлет – поленился разогреть, за что никто его не пилил, и сделал вывод: без родителей жить просто кайф. Он ел и смеялся над собой, ведь только недоразвитому кретину стукнет в башню, будто убийца способен пройти сквозь стены. Но переписка… это единственное, что не было похоже на порождение больного воображения, единственное, что серьезно тревожило.

Покидав на тарелку котлет, сыра и хлеба, захватив кружку с чаем, Алеша пришел в свою комнату, включил компьютер. Да, переписка с «другом» от лица смерти не померещилась. Только он, обозвавший себя смертью, больше не прислал сообщений ни по аське, ни по скайпу…

По электронке пришло письмо. От него! Ночные страхи вернулись, правда, не с той силой, все-таки дневной свет частично развеивает ужас. Алеша держал компьютерную мышку, не решаясь открыть послание, он собирался с духом и уговаривал себя:

– Да что он мне сделает! Нарочно пишет, чтобы у меня башню снесло от страха и я вышел из квартиры. А вот тебе!

За показ среднего пальца папа дал бы затрещину, несмотря на семнадцатилетний возраст сына, исключающий подзатыльники, но это же папа. Разумеется, за плоским экраном Алеша видел конкретного человека, был он страшен, как страшна самая жуткая легенда. В семнадцать лет страстно, безумно хочется жить, а чтобы желание осуществилось, нужно угадать, чего урод хочет на самом деле. Значит, надо посмотреть, что на этот раз он прислал. Алеша кликнул мышью по письму и, когда оно открылось, прочел:

– «Оглянись! Я за спиной!»

И ведь оглянулся! Покрывшись испариной с головы до пят, он оглянулся. Конечно, за спиной никого не было. Это похоже на сумасшествие – ждешь убийцу, а он не может сюда войти, никак не может! Но Алеша пробежался по комнатам, чтобы убедиться: здесь твари нет. Все замки на двери целы, как и должно быть, а страх все равно сильнее разума.

– Дерьмо! Нетопырь проклятый! – возвращаясь в свою комнату, ругался Алеша. – Думаешь, я в штаны наделал? Ага, ага…

В ответ он отправил: «Брехло. Ха-ха-ха…»

Алеша подпер подбородок ладонью и загрустил. За свою короткую жизнь, которую он перебрал с сопливого детства до жутких событий, юноша не сделал ничего такого, за что заслуживает смерти. Кто же взъелся на него?

«Увидимся ночью», – пришло новое сообщение теперь по аське.

– Ах ты, гад! – взвился Алеша и застучал по клаве: – Раньше ты увидишь свою голую задницу!

Сообщение улетело. Может быть, неправильно – дразнить зверя, но пусть он знает, что его не все боятся, хотя чего там – Алеша боится. Боится, потому что вспомнил пятницу в октябре, игру и смерть Гарика…

Стоя у стола, Виталий с интересом смотрел в распечатку звонков, держа листы в руке, а Петрич с не меньшим интересом – на него. Андрей Павлович пошел в открытую, решил посмотреть, что из этого будет. Конечно, в Виталии близко нет признаков уголовника, у которого в определенные часы суток сносит крышу и он идет на улицы убивать. Петричу этот молодой человек симпатичен, без сомнения, он озадачен настолько, что потерял дар речи. Впрочем, слова вскоре нашлись, сказаны они были невозмутимым тоном:

– Я не звонил ей, Андрей Павлович. Ни вчера, ни раньше не звонил. У меня и номера Валенсии не было в мобиле, кстати, я тоже не давал ей своего номера.

– Ты хочешь сказать, кто-то подделал распечатку?

Разумеется, вариант подделки исключен. И лимит невозмутимости Виталий исчерпал, он занервничал, что выразилось через жесты и мимику: закусил нижнюю губу, потирая двумя пальцами подбородок, Виталий отошел к стулу, сел. При этом не отрывал взгляда от своей фамилии, инициалов, номера. Наконец произнес с сожалением:

– Ее не подделали, вы это знаете. У меня нет трубки, я потерял ее… думал, что потерял.

– Почему же не сказал сразу, когда я дал тебе распечатку?

– Вспоминал.

– Что?

– При каких обстоятельствах она исчезла. Сейчас думаю, ее украли. Я перебирал знакомых…

– Кого подозреваешь?

Как будто это легко! Знакомых подозревать нелепо, друзей – нелепей вдвойне. А трубку, догадывался Петрич, взял тот, кто знает, где, в каких местах, карманах, ящиках, кейсах хранит вещи Виталий. Значит, это… Да, они: те, в ком мы часто ошибаемся, кого легко называем словом «друг», не соизволив задуматься, так ли это на самом деле. Виталий получил сейчас по мордам от кого-то из приятелей, кто-то из них позвонил вчера Вале, потом забрал ее у дома. Скорей всего, было так. Причем это как раз и есть досадная и редкая случайность, а не запланированный акт, или Петрич не разбирается в людях, что вряд ли. Но все нужно доказать, ведь над Петричем тоже есть начальство и не всегда оно умное.

– Когда пропала трубка? – осведомился Петрич.

– Несколько дней назад.

– Как?! – взвился Андрей Павлович. – Ты соображаешь?.. Ты что, не знаешь, как поступать в таких случаях?

– Знаю, конечно.

– Почему не написал заявление в полицию, мать твою?! Ты же не осел! Ею могут воспользоваться мошенники, преступники.

– Сначала я надеялся, что трубку вернут…

– Ну-ну!..

– Позавчера написал заявление и поехал в полицию, но там не приняли. Некому было, все ловят маньяка. Потом… потом забыл. Заявление у меня в кейсе, показать?

– Детсад! – резко отмахнулся Петрич.

А сам думал, что теперь делать. Виталий влип. Он это понял, искал выход, лихорадочно искал, судя по симптоматичному блеску в глазах. Петрич озвучил то, что он и без него знал:

– Если ты не предоставишь алиби на то время, когда я был в полицейском отделении, у тебя будут большие проблемы.

– Я ездил в супермаркет…

– Знаю! – перебил Петрич, раскричавшись. – А теперь докажи, мать твою, что был там! Именно в это время исчезла Валентина! В отделении я находился без тебя минут сорок пять! Это подтвердят полицейские! Все складывается не в твою пользу, ты это понимаешь?