Паула Гослинг - Ответная месть

— Сам догадался, — ответил Пински и нащупал в кармане маленький коричневый конверт, в котором лежал его счет за электричество. Отыскав марлевый тампон, он осторожно взял окровавленную пулю и вложил ее в угол конверта, а конверт засунул во внутренний карман пиджака. — Та, что попала в Тоса, слишком сплющена, чтобы по ней что-то можно было определить сразу. Эта — лучше.

— Весьма рад, что и я пригодился, — мрачно сострил Страйкер.

Возвратился жизнерадостный интерн.

— Кость не задета.

— Я же говорил, — проворчал Страйкер. — Могу я теперь идти?

— Нам еще нужно сделать вам обс…

— …К черту. Я — полицейский. По мне уже стреляли раньше. Мне нужно выбраться отсюда, и я подпишу все, что угодно.

— Джек, может быть… — начал было Пински.

— Нет! Я хочу на волю. Мне нужно работать.

Интерн вздохнул.

— Есть преданность работе — а есть глупость. — Он встретился со Страйкером взглядом и сдался. — Хорошо, хорошо, я выпишу вас. Вы не сможете пользоваться больной рукой неделю или больше. И помните: вы потеряли много крови, так что будете чувствовать слабость в течение нескольких дней.

— Я уже терял кровь, — сказал Страйкер.

— Ах да, я забыл: вы — крутой большой коп. Так что насчет шока вам тоже известно.

Ослепленный операционной лампой над головой. Страйкер снова видел невыносимо долгий, ужасный момент, когда пуля попала в Тоса, и вся машина была залита его кровью, кровь была повсюду, как этот свет…

— Да, я знаю насчет шока, — согласился он.

В комнате рядом с операционной он выбрал себе стул с прямой спинкой — чтобы не расслабиться и не заснуть. Дэйна была рядом с побелевшим, как и у самого Страйкера, лицом, слишком потрясенная, чтобы разговаривать, — за что он был ей безмерно благодарен. Теперь она выглядела просто хорошенькой девочкой — вот и все. Шок ограждал его от всех прочих забот — и он был благодарен и за это. В голове слабо шевелилась мысль, не возмездие ли это все за то… за что, он даже не пытался сформулировать. Он только знал, что это как-то связано с Кейт и с предательством. Пински сидел на софе напротив, делая вид, что читает газету. Он вскакивал каждый раз, когда нечто белое мелькало в дверном проеме.

Дэйна чувствовала себя в этой ситуации совершенно чуждой, ненужной. Эти мужчины свыклись с необъяснимыми случаями насилия, она — нет. Хотя внешне она выглядела такой же спокойной, как и остальные, это было не спокойствие, а отупелость, вызванная шоком; так уже было с ней, когда умер Петер. Она казалась и тогда мужественной и спокойной, но это было спокойствие замороженной, что не делало ей чести. Она не желала, не старалась — просто на нее нашло, и она ничего не могла поделать. Ходила, говорила, что-то делала — и ничегошеньки при этом не ощущала и не думала.

Когда кто-то наконец вошел, это был Нилсон.

— Как он? — спросил Нилсон.

— Мы ожидаем известий, — сообщил Пински.

— Со мной все в порядке, спасибо, — сказал Страйкер.

Нилсон посмотрел на него:

— Да, я знаю, что ты — в порядке, я уже спросил внизу. Ты выглядишь ужасно.

Страйкер пожал плечами и тут же пожалел, и Нилсон участливо поморщился.

— Тебе пока нужно быть осторожнее, правильно?

— Правильно, — согласился Страйкер. — Вы нашли что-нибудь?

Попытка Нилсона изобразить веселость не удалась. Он сидел возле Дэйны, но не смотрел на нее: оперся локтями о колени, потер ладонями лицо.

— Ни хрена, кроме пятидесяти использованных кондомов и двух тысяч старых пивных банок. — Он расстегнул пиджак и откинулся на спинку стула. — Мы нашли, откуда он стрелял… Или, по крайней мере, мы так думаем. С верхнего этажа заброшенного дома. Отпечатки пальцев на рамах, отпечатки ног в пыли. Экспертиза на седьмом небе: ползают там в паутине, разговаривают с пауками, привлекли к показаниям крыс. Но, конечно, крысы не доносят на крыс, верно?

— А гильзы?

— Подобрал. Я имею в виду: не я — он подобрал.

Пински бросил газету на стол:

— В самом деле?

Нилсон пожал плечами:

— Мы нашли место, куда они падали. Но их там не было — и они не могли закатиться куда-то. Поверь — мы смотрели как надо.

— Это очень интересно, — заговорила Дэйна. — Кто-то, кто знает точно, чего нельзя оставлять после себя… да еще спокойно, не торопясь, собирает гильзы.

— Кто-то, кто любит убивать копов, — добавил Нилсон. — Иисус, как бы я хотел встретить этого мерзавца.

Другие уставились на него.

— Ты думаешь, это все тот же? — спросил Пински. — Но я еще даже не отправил пулю на экспертизу.

— Да я нюхом чую, что тот же, — стоял на своем Нилсон.

— А откуда он знает, что мы — копы? — поинтересовался Страйкер.

— Откуда он знал, что Ентол — коп? — в свою очередь спросил Нилсон.

— Ентол припарковался на полицейской площадке, — заметил Страйкер.

— Да, и вы припарковались вблизи ресторана, который посещают все копы. Машина не черно-белая, но совершенно очевидно, что это полицейская машина. Он запросто мог заметить радиотелефон. Все, что от него требовалось, — изготовиться и ждать, пока вы выйдете.

Страйкер вздохнул.

— О'кей, о'кей, — устало кивнул он.

Появился врач, слишком молодой, так что его можно было принять за студента, и слишком невыспавшийся, так что было похоже, что он на ногах с того момента, когда родился.

— Сержант Пински?

Пински кивнул.

— Сержант Тоскарелли прооперирован и находится в отделении интенсивной терапии. Травма менее угрожающая, чем мы предполагали: у него хорошие шансы на выздоровление.

— Спасибо, — сказал Пински. — Большое спасибо.

— Не за что, — отозвался доктор. — В зависимости от… вы, вероятно, сможете увидеть его завтра.

— В зависимости — от чего? — поинтересовался Нилсон.

— От того, как пройдет ночь, — пояснил врач. Он было повернулся, чтобы идти, но надтреснутый голос Страйкера остановил его.

— Вы сказали, что травма менее угрожающая, чем вы предполагали.

— Да.

— Но повреждения есть?

— О, конечно.

— И какого рода?

Юный доктор оперся о дверную раму.

— Эта область мозга отвечает в основном за моторику. Пока он не пришел в сознание, мы не можем знать, что именно повреждено из функций — и что сохранено. В лучшем случае он полностью восстановит двигательные функции организма.

— А в худшем?

— Возможен паралич в меньшей или большей степени, затруднения речи… Как я уже сказал, нужно подождать, — завтра будет известно больше. Мы, однако, надеемся на лучшее.

Страйкер вновь обнаружил, что свет перед ним меркнет.

Пински поднялся и сказал:

— Ну, хватит, — давай я отвезу тебя домой.

— Не понимаю, что со мной, черт возьми, — проговорил Страйкер, вытирая лицо платком.

— Это шок, — мягко пояснил Пински. — Потеря крови. Ты ослаб, понимаешь? Этого следовало ожидать.