Клод Жост - Иллюзии успеха

— Знакома. А что?

— Когда видели его в последний раз?

— Точно не помню… А-а, погодите, погодите! Должно быть, за несколько дней до вечеринки у Шальвана. Да, точно. Мы тогда выпили с ним по рюмашке.

Комиссар резко обернулся.

— Вы говорили ему об этой вечеринке?

— Может быть… Ей-богу, не могу сказать наверняка.

— А вы хорошо с ним знакомы?

— Он мой приятель.

— Не друг?

— В том смысле, который я придаю этому понятию, — нет.

— Вам было известно о его претензиях к Шальвану из-за итальянского фильма?

Она улыбнулась.

— Кто ж этого не знает… Думаю, что Робер поставил об этом в известность весь Париж!

— Вы знали о его угрозе спустить шкуру с Красавчика Шарля?

— Слыхала об их стычке в Лидо.

— Как вы думаете: способен он осуществить такую угрозу?

Янник сдвинула брови.

— Честное слово, нет!

— Почему вы так уверены?

— Есть вещи, которые чувствуешь, а объяснить не умеешь. Хотя, знаете, в данном случае я, пожалуй, могу и объяснить. Робер — я убеждена в этом! — убивал Шарля, по меньшей мере, раз двадцать. Разными способами. Стрелял в него, отравлял, закалывал кинжалом, душил, откуда мне знать… Может, из пистолета, а может, и топором, но всегда — мысленно. Всякий раз — от души, комиссар, но никогда — на самом деле. Никогда! Он просто не мог довести свою идею до конца.

— Не хватало решимости?

— Не-ет, не потому. Понимаете, ненависть ведь помогала ему жить.

— Как это?

— Очень просто. Она была ему необходима. Служила для того, чтобы оправдать перед другими и перед самим собой свои неудачи, свою несостоявшуюся карьеру, отсутствие главных ролей… Если его до сих пор используют лишь на втором плане, то вовсе не из-за его личных качеств. Во всем виноват могущественный господин Вале. Понимаете?

Тьебо одобрил этот анализ.

— В общем, убив Красавчика, он бы не прибавил себе таланта, но потерял бы возможность самооправдания, так?

— Как раз то, что я думаю.

Надо ли спросить ее уже теперь, зачем она выходила на улицу в тот вечер? Тьебо помедлил с этим вопросом, решив сначала получить информацию о Бреннере, с которым ему предстояло встретиться в полдень в «Леднике».

— Скажите-ка, правильно ли я понял… Мне кажется, что у Вале в определенном смысле было некое «чувство клана»… Не могу сказать «семьи», зная, как он повел себя с вами…

Она нахмурилась.

— Не понимаю. Что вы об этом слышали? Откуда такой вывод?

— Мишель Ванье была его любовницей, вы тоже… Получается, что он старался как-то пристроить своих… своих…

— Ах, в этом смысле! Тогда — конечно.

— В конце концов, вы — единственная, кто не приносил ему дохода.

— Скорее, наоборот. Пусть и не впрямую, но это он приносил мне доход, наводя на след киногруппы, куда можно было устроиться.

— А Бреннер? Тоже — из подопечных Красавчика?

— Я знаю, что Шарль продвигал его. Устраивал рецензии, организовывал показ отрывков по телевидению, участие в празднествах, где Жоржа могли заметить нужные люди.

— Какие у них были отношения?

— На вид — прекрасные.

— Верно ли, что Бреннер — наркоман?

Она угостила комиссара язвительной улыбкой.

— Вижу, что ваш сотрудник представил вам весьма подробный отчет! Можно ли надеяться, что он оказался скромнее в том… в том, что касается остальных его занятий? — Янник сочла нужным продолжить, чтобы не осталось никаких неясностей. — Поймите меня правильно, комиссар. Мне с высокой колокольни наплевать: сообщил он вам или не сообщил, что мы провели ночь вместе. Но мне было бы, правда, очень неприятно, если он входил в детали… Добавлю, что он бы сильно меня разочаровал и… и…

— Довернь признался мне, что был с вами, только под жутким давлением с моей стороны. Я буквально заставил его признаться. Ну, поступил по-свински. Только в силу необходимости. Но хочу, чтобы вы знали и другое: я еще и высказал ему сомнения в стихийном характере вашей… вашего порыва!

Янник удивленно раскрыла глаза.

— Сомнения? — повторила, как эхо.

— Да, сомнения.

— Я… Я не понимаю…

— Чего ж вы не понимаете, ничего такого сложного тут нет! Насколько я знаю, у вас имеется очень серьезная причина, чтобы постараться узнать из надежного источника, где находится сейчас следствие. И особенно — привлекались ли полицией свидетели пребывания некоей молодой женщины на улице в непосредственной близости от автомобиля Шарля Вале в час, когда было совершено преступление. В связи с этим ваша «стихийность» вполне может показаться расчетом.

Судя по мимике, она по-прежнему ничего не понимала.

— В котором часу вы приехали к Шальвану?

— Около девяти, чуть-чуть раньше.

— Как вы были одеты?

Она вглядывалась в Тьебо, все больше и больше теряясь.

— Как? Длинная шелковая белая юбка в коричневый горошек. С оборкой внизу. Такая рыжевато-коричневая блузка из муслина. Блестящая. Что еще?.. Ну, сумка… Лодочки на ногах… Что за странный вопрос?

— А пальто? Было пальто? Или плащ?

— Естественно. Шуба из бежевого барашка. Хотите на нее посмотреть? Она у меня в номере.

— Смотреть необязательно. Важно, что она есть. Почему же тогда между 21.30 и 22 часами вы находились на тротуаре около особняка Шальвана без этой шубы? Более точно: входили в особняк.

Янник с облегчением помотала головой.

— Ох! Так бы сразу и сказали! Если бы вы спросили без околичностей, было бы куда легче! Просто я оставила в машине рабочий сценарий фильма. А там было довольно много пунктов, которые понадобилось срочно обговорить с Ламбленом. Когда я заметила, что забыла сценарий, то тут же за ним и сбегала.

— Без пальто?

— Да машина же стояла в тридцати метрах от подъезда! И было не так уж холодно.

— Ну, и обговорили вы эти ваши «пункты» с режиссером?

— Разумеется, спросите его — он подтвердит. Мы на добрых полчаса заперлись в одном из кабинетов первого этажа, чтобы решить все вопросы. Вместе спускались по лестнице, вместе поднимались, любой скажет, кто там был.

— В какое время проходило это ваше совещание?

— В течение вечера, точно не помню. Как только Ламблен смог отвязаться от второго продюсера.

— Когда вы уходили посовещаться, все уже собрались?

— Кроме Шарля.

Тьебо сделал в задумчивости несколько шагов, потом остановился у люльки, качнул ее.

— Появлялось ли у вас когда-нибудь желание убить Шарля Вале?

— Нет, комиссар. И уж во всяком случае, если бы мне захотелось это сделать, я бы не стала ждать три года. — Опять этот ее светлый смех. — Если убивать всех подонков, Париж превратится в кладбище!

Комиссар посмотрел на часы и слегка наклонился к Янник.

— Только один — последний — вопрос, и вы можете идти гулять на солнышке и обедать… — Он не добавил «… с Пупсиком», чтобы не проявлять излишней осведомленности. — В каких отношениях Шарль Вале был в последнее время с Мишель Ванье?