Клод Жост - Иллюзии успеха

Янник пожала плечами.

— Понятия не имею, комиссар. Знаю только, что наша звездочка была весьма сильно озабочена своими матримониальными планами. — Новая улыбка. — Впрочем, я думаю, что она не пригласила Шарля быть свидетелем на свадьбе!

Без грима стали видны его морщины, ничто уже не скрывало мешков под глазами…

Лицо из тех, что называют «очень мужественными», волосы с проседью, большой рот с четко очерченными губами, действительно слишком пристальный взгляд, не нормально расширенные зрачки.

Бреннер говорил, что ему сорок два, хотя по документам было на шесть лет больше. Невинное актерское кокетство, имеющее значение для него одного.

На нем был толстый бежевый свитер, синяя рубашка, небрежно повязанный шейный платок, светлые вельветовые брюки в крупный рубчик, блестящие кожаные сапоги.

— Представьте себе, с тех пор, как я играю комиссара, я все время ловлю себя на том, что пытаюсь поставить себя на ваше место, господин Тьебо. — Он выпил несколько глотков чая, почти извиняясь: — Только что встал, еще рановато для алкоголя… В мое оправдание: если я провалялся допоздна, значит, накануне очень поздно лег… — И вернулся к началу разговора. — Когда я стал прицельно изучать вас, комиссар, меня соблазнила попытка ощутить себя в центре настоящего расследования. Такого, как вы ведете. — Он помог себе жестом. — Я открыл, что это нелегко. Что необходимо терпение, иногда — хитрость, а главное — умение оставаться хладнокровным, не поддаваясь давлению всякого рода. Это поможет мне в работе. Я вам еще не наскучил своими откровениями?

— Продолжайте-продолжайте…

— Благодарю вас. Еще я понял, что полицейский, должно быть, весьма одинок среди людей. Вот, скажем, в нашем случае. Есть вы и мы. Чем дальше вы продвигаетесь в расследовании убийства, тем больше нам хочется замкнуться в себе. Рефлекс самозащиты. Я ошибаюсь?

— Нет.

Посетители ресторанчика ходили туда-сюда вокруг них, громко разговаривали, жестикулировали. Обсуждали регби, скачки, охоту. Они находились среди существ, отлитых в единой форме, имеющих одни вкусы, одни заботы… Существ, далеких от грохота больших городов, живущих под защитой провинциального «кокона», в его приглушенной атмосфере…

— А знаете ли вы, господин Тьебо, что за улыбками, которые вам расточают некоторые из нас, скрываются эгоизм и недоверие?

— Не слишком ли вы суровы к собственной компании, господин Бреннер?

— Изо всех сил стараюсь быть объективным.

Тьебо, улыбаясь, покачал головой.

— Трудная задача, если сам принадлежишь к кругу заинтересованных лиц! Ни к чему будет, если вы, войдя в роль, в конце концов, забудете, что являетесь частью целого.

— Но ведь как раз это со мной и происходит! Я убегаю от них и — благодаря вам, моему эталону, — наблюдаю, слушаю, анализирую…

— Ну, и к каким же выводам приходите?

Бреннер засмеялся.

— Вот с этим трудности. Хоть бы вы научили меня делать их, комиссар! Я совершенно не способен ни к какому синтезу и очень сожалею об этом.

Тьебо попыхивал трубкой, слушая болтовню актера, который вошел в раж и стал помогать себе мимикой и жестами.

— Вы скажете, что, поскольку я не настоящий флик, для меня все это не так уж и существенно, не так ли? Не имеет для меня значения? А если я на это отвечу, к примеру, что… что убийце Шарля Вале надо было иметь весьма серьезные побуждения, чтобы решиться стрелять в него прямо на улице, — что скажете?

— Скажу, что место здесь роли не играет. Кстати, Красавчика застрелили не на улице, а в собственной машине, стоящей у тротуара. Внутри машины, а не снаружи.

Актер вздохнул.

— Почему вы заранее решили, что убийцей должен быть обязательно кто-то из нас?

Тьебо был уверен, что Бреннер отлично все понимает и сам — его не проведешь. Но забота о том, чтобы воплотить на экране образ комиссара так, словно это реальный человек, уживалась в нем со жгучим желанием узнать, на какой же стадии сейчас находится расследование…

Ну и пусть! Для комиссара это тоже может оказаться неплохим способом получить нужную информацию: потихонечку, вроде бы совсем не нарочно.

Приняв игру, Тьебо немедленно «пошел на уступки».

— Что ж, давайте разберемся, дорогой коллега… Если исключить группу фильма, только двое могли знать о том, что Красавчик Шарль отправится в Нейи к Шальвану в 21.00–21.30. Это Робер Дени, публично объявивший себя злейшим врагом Вале и поклявшийся спустить с него шкуру. И Сандра Левассёр — любовница жертвы. В Париже я допрашивал и врага, и любовницу. А затем приехал сюда, чтобы пополнить свое расследование. Почему нельзя оставить в стороне группу? Это ясно. Пожалуйста, не теряйте из виду то, что покойный был связан со многими из вас. Мишель Ванье в течение долгого времени была его… его протеже. Помощница режиссера довольно долго принимала участие в его жизни. Шальван обращался к нему, когда надо было в очередной раз найти спонсора. И… — Тьебо резко остановился и спросил, глядя прямо в глаза собеседнику: — Кстати, а вы-то сами разве не были в какие-то моменты связаны с Вале?

Бреннер уставился на него, не скрывая иронии.

— Да, конечно же, был, господин комиссар! Неужели вам об этом еще не доложили?

— Кое-что слышал, — скромно признался Тьебо.

— Так я и знал, что вам поспешат сообщить…

— Кто поспешит?

— Молва, если угодно.

— Это он находил вам контракты?

— Нет, только немножко заботился о рекламе.

— По обычному тарифу? Как у всех?

— Я платил ему все время по-разному, в зависимости, от того, что было им реально сделано, если можно так сказать… В профессиональном плане у Шарля были поистине выдающиеся достоинства.

— А в человеческом?

Актер поднял руку.

— Считается, что все люди делятся на тех, кто командует, и тех, кто подчиняется. Он был рожден для первой категории.

— Значит, по вашему мнению, можно сказать, что он — в собственном масштабе, разумеется, — испытывал свою власть над рядом лиц, разумно отобранных в зависимости от их предполагаемой рентабельности?

— По-моему, именно так и было.

Тьебо подозвал официанта, чтобы заказать еще кофе.

— В каких отношениях он был с Шальваном?

— Лучезарных, каких же еще! Он был из самых ретивых добытчиков у нашего дорогого продюсера. И вообще… Надо сказать, правда, выкладывался ради него, как только мог. Ну, за хорошие бабки, конечно… Да, кстати… Не хочу злословить, но, думаю, можно утверждать, что женитьба Шальвана на Мишель не вызывала у него желания прыгать от радости.

Комиссар нахмурился, Бреннер заметил это и поспешил уточнить:

— Всегда неприятно терять источник доходов и видеть свою лучшую, осмелюсь сказать, лошадку у другого владельца и тренера! — Он хихикнул. — Не считая уж того, что Шарль рисковал ослаблением своего влияния на самого Шальвана.