Андрей Бондаренко - Ремарк и оригами

А потом, как это часто и бывает, приключился неприятный сердечный казус. Роберт влюбился — как последний сопливый мальчишка — в красавицу-соседку. Анхен была высокой, ногастой и грудастой. Кровь с молоком, образно выражаясь. Причём, с классическими женскими параметрами: девяносто-шестьдесят-девяносто. А ещё очень страстной и охочей до разнообразных постельных утех…. Впрочем, через некоторое время Анхен объявила, что выходит замуж за пожилого и богатого бюргера, владельца сети модных рыбных ресторанчиков. Мол: — «Любовь — любовью, а деньги — деньгами. Но это обстоятельство (то есть, замужество), не будет нам с тобой, милый Робби, особо мешать. Будем, как и прежде, встречаться. Реже, конечно. И соблюдая повышенную осторожность…».

Но Роберт, практически не раздумывая, от дальнейших интимных встреч с Анхен отказался наотрез. Вырвал её — без наркоза — из сердца. Вырвал и попытался забыть.

Сердечная рана, тем не менее, оказалась очень серьёзной. Саднила и саднила, саднила и саднила. Тем более что и Анхен частенько попадалась ему на глаза, бередя Душу заново…

И тогда Роберт решил уехать — как можно дальше от ветреной и вероломной красавицы. А что может быть дальше (по отношению к Австрии), чем Австралия?

Решил, собрал вещички, попрощался с родителями, родственниками, друзьями-приятелями, да и улетел в далёкий австралийский Сидней, где, как раз, имелось вакантное место на должность — «старший инспектор по особому разделу». Причём, что немаловажно, вместе с комфортабельной казённой квартирой.

Ну, а где-то через полгода после прибытия в Сидней, «Роберт Моргенштерн» превратился в «Роберта Ремарка». Благодаря языкастой и наблюдательной Инни Сервантес — «превратился»…

Дело было по поздней австралийской осени, в период затяжных и холодных дождей.

Криминальному инспектору Ивану Габову исполнилось тридцать пять лет. Юбилей, как-никак. На торжественное мероприятие, посвящённое этому событию, был — в числе прочих персон — приглашён и Роберт. А ещё на банкете присутствовала и младшая сестра Ивана — Татьяна, прихватившая за компанию и свою подружку Инни Сервантес, начинающую — на тот момент — театральную актрису.

«Синий слон», где они тогда собрались, относился к ресторанам «европейского класса»: непритязательная и скромная отделка, элегантная и хлипкая мебель, классическая и строгая европейская кухня без избытка острых восточных специй, соответствующий алкоголь, вышколенные официанты, чопорный метрдотель и заоблачные цены. А ещё в дальнем торце заведения располагался невысокий квадратный подиум со стареньким роялем.

Праздник, как праздник: поздравительные тосты, безобидные шутки, застольные беседы, «бородатые» анекдоты, весёлый смех, дружеские подначки.

А потом юбиляр, немного захмелев, возжелал, чтобы инспектор Моргенштерн «сбацал» какую-нибудь «стрёмную песенку» собственного сочинения. Мол: — «Хочу, и всё тут. Не сметь возражать!».

Роберт спорить и отказываться не стал. Хлопнув рюмашку рома, он выбрался из-за стола, поднялся на подиум, уселся на стульчик, приставленный к роялю, небрежно пробежался подушечками пальцев по чёрно-белым клавишам и, слегка глоссируя, спел:

Дождавшись, когда отзвучат вежливые аплодисменты, Роберт вернулся к праздничному столу, и застолье продолжилось.

А ещё через некоторое время мужчины отправились в курительную комнату.

— Этот Роберт Моргенштерн — весьма интересный и приметный паренёк, — задумчиво попивая из хрустального бокала красное испанское вино, сообщила Инни Сервантес. — Весьма. Я даже знаю, на кого он похож. Причём, как внешне, так и внутренне…

— И на кого же? — заинтересовалась любопытная Татьяна.

— На знаменитого писателя Эриха Марию Ремарка. Вот, на кого. А также на всех главных «ремарковских» героев. Например, на Роберта Локампа — из «Трёх товарищей»…. Ты сама посуди. Высокий, стройный и очень прямой. Густые светлые волосы, зачёсанные назад. На рояле играет и душевные песенки поёт. На английском языке говорит с жёстким немецким акцентом. Родился в Австрии. Одевается очень стильно: длинное и приталенное осеннее пальто тёмно-серого цвета, элегантная мягкая шляпа, белоснежный шарф на шее…. А его глаза? Иногда — мечтательные и отстранённые, словно бы их владелец мысленно пребывает где-то далеко отсюда. Иногда — высокомерные, заносчивые и горделивые. Ещё я почему-то уверена, что эти глаза могут быть суровыми, холодными и безжалостными, так как их хозяин, судя по всему, способен на серьёзные поступки. В том числе, и на жёсткие. Наверняка, наш Робби прошёл полноценную военную выучку. По крайней мере, «армейская косточка» чётко ощущается…

— Пожалуй, подруга, ты права. Соглашусь, наблюдается определённое сходство…. Впрочем, мне сперва показалось, что Роберт Моргенштерн больше похож на Николая Гумилёва. Был такой знаменитый русский поэт. Его, кажется, большевики расстреляли. Хотя, и Ремарк — неплохой вариант…. Только тебе-то что до этого?

— В каком, извини, смысле? — вопросительно прищурилась Инни.

— В самом прямом, — язвительно усмехнулась вредная Татьяна. — Я прекрасно помню типаж главных «ремарковских» героинь. Высокие такие дамочки с аристократическими манерами. Худые и болезненные. С длинными и прямыми каштановыми волосами. А ещё и относительно молчаливые…. Так что, радость моя театральная, тебе ничего не светит — в плане покорения сердца господина «маньячного» инспектора.

— Внешность и поведенческие манеры? Да, здесь наблюдаются определённые нестыковки, спорить не буду…. Ростом я, действительно, не вышла. Метр пятьдесят восемь. Маловато будет. Волосы чёрные, жёсткие и с нехилой кудрявостью. Телосложение плотное. Здоровье отменное, полтора года, как-никак, отработала гимнасткой-акробаткой в бродячем цирке. Болтливая — до полной невозможности. И с аристократичным воспитанием — полный швах. Откуда же ему было взяться — в условиях провинциального никарагуанского городишки, где прошло моё детство и часть юности? Нечем крыть…. Тем не менее, у меня есть одно неоспоримое и весомое достоинство.