Валентина Демьянова - Страсти по Веласкесу

— Тогда кто? — раздраженно зыркнула на меня Люся.

— Смешная вы, честное слово! Что тут думать? Конечно же вы!

— Это шутка такая? — ухмыльнулась Люся.

— К сожалению, нет. Истинная правда! — улыбнулась я в ответ.

— Ну вот и до меня добрались! — с напускным ужасом простонала Люся, но тут же перестала балагурить и уже серьезно спросила:

— Я-то тут при чем? Мелкая сошка, курьер!

— Зачем же так себя принижать? Не только курьер, еще и отличная помощница. Это ведь вы убирали в доме в Зубовке?

Люся нахмурилась:

— На что это вы намекаете?

— Люся, какие намеки? Все ясно как день!

— Что ясно? Что я работаю курьером? Работаю! Что езжу в Зубовку полы и кафель драить? Езжу! И что? Убийство тут при чем? Зачем мне было его убивать? Какой у меня для этого повод?

— Обида и зависть.

— На что обида? На то, что жизнь не сложилась? Конечно, не сложилась! Только Андрей Егорович тут ни при чем!

— Хорошо говорите! Если б еще и думали так же, тогда и трагедии бы не произошло. К сожалению, все это только слова. На самом же деле вы считали Фризена виновным во всех своих бедах, потому что Андрей Егорович был вашим отцом. Он прожил с вашей матерью очень недолго, потом ушел, навсегда забыв и о ней, и о ребенке. А ребенок вырос с обидой в сердце и отомстил.

— Глупости вы говорите.

— Все можно подтвердить документально. И потом, несмотря на весь этот маскарад, Софья Августовна узнает вас без труда. Вопреки всем вашим стараниям, бабушка осталась жива, Люся. Бросая ей в окно петарды с порохом, вы рассчитывали, что такая глубокая старуха, как она, не переживет шока. Просчитались. Она, конечно, испугалась, но сердце выдержало. Жизненная закалка помогла, она у нее отличная. А вы, Люся, странная. Всех ненавидите, и все перед вами виноваты. Отец, потому что оставил вас, хотя причины его ухода вы не знаете. Бабушка, потому что давала меньше, чем вам хотелось. Елена и Лизавета, потому что жили в достатке на деньги Андрея Егоровича. Аркадий, потому что уже выполнил свою роль и стал обузой. Все кругом виноваты!

— Герасима забыли. Или тут я не виновата? — глумливо скривилась Люся.

— Виноваты, но Гера особый случай. Знаете, Люся, мы с Лизаветой навещали его сегодня утром. Он наконец перестал валять дурака и все рассказал.

— Это потому, что за меня перестал бояться, — смущенно прошептала Лиза.

— Да уж… — вздохнула я и покосилась на Люсю, та ответила мне безмятежной улыбкой.

Характер у девушки был — кремень, такую к стенке припереть можно только неопровержимыми доказательствами, а с фактами у меня дела обстояли плохо. И в этом Люся была уверена как ни в чем другом.

Сказав «а», нужно было говорить и «б», тем более что окружающие заинтересовались нашим с Люсей препирательством, вышли из вялой задумчивости и с явным интересом ждали продолжения. Я, собственно, и не собиралась обманывать их ожидания, но рассказывать начала издалека. Так мне было удобнее.

— Как все знают, последнее время Андрей Егорович серьезно болел и с кровати не вставал. Телевизор он не любил, книги из-за болезни казались ему скучными, гости утомляли. Единственным, что его развлекало, был Интернет. Говорят, он часами бродил по Сети, читал новости, переписывался со знакомыми.

— Была заказана специальная подвижная стойка, на которой помещался ноутбук, — услужливо подсказала Лиза.

— С Герой Андрей Егорович вел активную переписку по поводу картины. Лиза ошибалась, подозревая Елену в том, что это она инициировала поиски. Затея принадлежала Андрею Егоровичу. Он хотел сделать жене сюрприз: найти и подарить к годовщине свадьбы так поразившее ее воображение полотно.

Я обратилась к Елене:

— Гера сказал, что о «Христе в терновом венце» вы узнали от Люси. Это так?

Елена, притихшая и немного растерянная, смущенно кивнула.

— Однажды днем мы все пили чай в комнате мужа. Разговор зашел о живописи, и Гера стал рассказывать, как вы ищите картины и какие необычные истории происходят с некоторыми из них. Люся крутилась тут же и все, естественно, слышала. Она очень говорлива и любит выделиться, ей всегда хочется быть хоть на полшага впереди других. Мы все это знали, и никого не удивило, когда она тут же заявила, что все его истории ничто по сравнению с той, что знает она. Не могу сказать, что мы ей поверили…

— Еще бы! Что такого интересного может знать уборщица! — фыркнула Люся.

Елена окинула ее неприязненным взглядом:

— Именно так! Особенно такая легкомысленная особа, как ты.

Сказав это, она тут же перестала обращать на девушку внимание, словно забыла о ней и как ни в чем не бывало продолжила:

— История действительно оказалась захватывающей. Влюбленная княгиня, «Христос в терновом венце», похищение. Я не сентиментальна и не романтична, но меня все это увлекло. Помнится, я несколько дней ходила под впечатлением и действительно без конца говорила об этом.

— А Люся случайно не упомянула, что княгиня Щербацкая приходится ей прабабушкой? — с невинным видом поинтересовалась я.

Я могла гордиться собой. Сказала именно то, что было нужно, и, главное, в нужный момент. Все разом забыли об усталости и в немом изумлении, как на чудо, воззрились на Люсю. Какое-то время в комнате висела тишина, потом Лиза не удержалась и насмешливо прыснула:

— Бабушка — княгиня? У нашей Люси? Смеетесь?

Я сурово ее поправила:

— Прабабушка. Что касается бабушки, Софьи Августовны, так она в девичестве носила фамилию Мансдорф. Если кому интересно, могу сообщить: Август Мансдорф имел титул барона.

Это был финиш! Переварить зараз такое количество сиятельных предков мои дамы не могли. Князь, барон! Да еще у кого? У нелепой Люси! Уборщицы!

— Как? Неужели Люся ни словом об этом не обмолвилась? — невинно поинтересовалась я, обводя взглядом ошарашенные лица.

Ответом мне была такая тишина, что в ушах зазвенело.

— Неудивительно, — покладисто согласилась я. — Имя Софьи Августовны могло вызвать у Андрея Егоровича ненужные воспоминания, он начал бы задавать вопросы и в конце концов докопаться до истины. А в планы Люси не входило открываться отцу и со слезами радости на глазах бросаться на родительскую грудь. Она задумала нечто совсем иное.

— Господи, какой пафос! И все-то вы понимаете! И все-то знаете! Может, скажете, что же такого ужасного я затевала? — раздался в тишине раздраженный голос, и я его не узнала.

Только повернувшись в сторону говорившей, я сообразила, что это Люся наконец не выдержала и сорвалась. Отбросив в сторону привычное кривлянье, она смотрела на меня полным ненависти взглядом.

Мне на ее ненависть было наплевать. Не имела она права меня ненавидеть. Все, что с ней приключилось, она сотворила собственными руками и теперь за это расплачивалась. Я здесь была ни при чем.