Оксана Обухова - Шутки в сторону

— А что мне оставалось? — Стелькин встал в обличительную позу, собрался сказать что-то ядовитое, но перенервничавшая за последние дни мадам Караулова разразилась криком:

— Глаза разуть!! Специи с рынка в шкафу, в пакетиках лежат! А ты эти, декоративные, понюхал и на рынок помчался!

— В шкафу? — огорчился Стелькин. — А с какой стороны?

— С левой!! — гаркнула Полина и, покачиваясь на высоких каблуках, пошла в дом. Все это время она вопила на улице.

Гоша поскакал следом, жалуясь на велосипедную цепь и на то, что «эта противная ржавая железяка» дважды зажевала его брючину.

— Отстань, — обрезала Полина. — Не к чему привязаться? Сам виноват.

Я вспомнила, что у Гоши душевная рана, и пошла на кухню нюхать и хвалить его шашлык.

Мисочка с маринованной свининой пахла изумительно даже для обкормленной кефиром и пудингами женщины.

— Гоша, ты талант и кулинар, — похвалила я, и Стелькин расцвел в улыбке.

— Я тоже так о себе думаю.

В качестве наглядной демонстрации оценки его талантов лазоревый тюрбан я не снимала до вечера.

Есть шашлык и секретничать пришлось при Стелькине, так как прилично выгнать из садовой беседки повара не представилось возможным. Гоша лично накрыл стол, надрал с грядок зелени, нажарил мяса и ждал благодарности.

Мы были сыты, как две львицы, завалившие недавно буйвола, но запах от мангала шел такой дивный, что вновь разжег аппетит, рюмашка водки окончательно растворила остатки обеденных пудингов, и аккуратно стянутое с шампуров мясо дождалось похвалы:

— Нектар. Гоша, это нектар. Рецепт продается?

Поговорив о шашлыках по-карски, по-грузински, по-новорусски и просто под майонезом, мы наконец приступили к основной программе. То есть быстренько, на скорую руку посвятили Стелькина в суть последних событий.

— Боже, какое чудо! — неадекватно и бурно прореагировал стилист. — Это то, что нужно! Тайны, интриги, смертельная опасность. — Гоша всплескивал руками и произносил эти слова с непередаваемо восторженными интонациями. — Полина Аркадьевна, я остаюсь у тебя жить.

— С пальмы рухнул? — ужаснулась подруга.

— Конечно, ты можешь считать меня ненормальным, — выражение лица Полины не оставляло сомнений, что именно так она и считает, — но это то, что мне сейчас необходимо. Отвлечения, смена декораций и так далее. Я остаюсь жить здесь.

В этот момент запиликал мой сотовый телефон, на дисплее обозначился номер Дианы, и, оставив двоих друзей ругаться дальше, я вышла из беседки, уединилась в кустах смородины.

— Привет, как у вас дела? — спросила журналистка.

— К нам Гоша жить пришел, — ответила я.

— Насовсем?! — ужаснулась Колбасова.

— Пока только до тех пор, как всех злоумышленников не поймаем.

— Гоните этого придурка в шею!!

Я поправила лазоревый тюрбан на голове и несмело предложила:

— Приезжай и сама гони.

— У меня простуда, — вильнула Диана.

— Ага, я помню, и еще аллергия на кошачью шерсть. Полинка тут пытается его вразумить, — говоря это, я обернулась к беседке, — но похоже, безрезультатно.

— Прости, что я во все это тебя втянула, — с самой искренней заботой проговорила Дуся. — Ты там еще не совсем сбрендила?

— От чего? Приятные люди.

— А конкретно что-нибудь по делу есть?

— Полный пшик, никакого оживления в стане противника. Все согласны выкидывать мебель прямо с микрофонами.

— Иди ты!

— Угу. Ничего особенного, если не учитывать поездки Стелькина на велосипеде до рынка.

— Это чмо еще на велосипеде ездить умеет? — задумчиво произнесла Диана. — Он у вас что — трехколесный?

— Дин. Перестань обзывать Гошу чмо. Он очень приличный парень. И талантливый.

— В каком месте его талант зарыт, я тебе попозже расскажу, — не сдалась Колбасова.

— Дин, мне всегда казалось, что ты справедливый человек, — всерьез обиделась я, так как терпеть не могла скабрезных намеков.

Дуся некоторое время посопела в трубку, я тоже молчала, и первой не выдержала она:

— Ладно, мир. Точнее, перемирие. Дай я последний раз обзову его чмо, и на этом закончим. Сонь, это чмо имеет ключи от Полинкиного дома?

— Видимо, да. Раз на рынок в наше отсутствие ездил. Или хотя бы знает, где Полинка держит запасные ключи.

— Ага. Значит, с сигнализацией он тоже умеет обращаться?

— Так получается.

— Так раскрути его по полной! Это… Этот тип давно мне подозрителен. Ездит туда-сюда, во всех тусовках светится…

— Дин, Гоша не от мира сего…

— Это точно, — вставила Колбасова, — марсианин. Их всего на земле два: он и Агузарова.

— Повторяю, — вздохнула я, — Гоша не от мира сего. Он артист. В нем подлости ни на грош нет.

— Ага-а-а!! — взревела Дуся и тут же подтвердила мои догадки: — А моя прическа?! Хорошо зима была, я два месяца в ушанке парилась!

— Все! — не выдержала я. — Хватит. Хочешь поговорить — приезжай. Я тут и так как уж на сковородке…

— Прости, прости, прости, — мгновенно опомнилась Дуся. — Я как о нем вспоминаю, так сразу…

— Уже слышала, — перебила я. — У тебя — все? Я пошла есть шашлык.

— У вас шашлык? — с завистью произнесла Колбасова.

— Да. Гоша приготовил.

— Тьфу! Чтоб он подавился!

Я убрала телефон в карман жакета и подумала о том, что же такого натворил Стелькин с нашей Дусей? Может быть, в тот день Дуся на свидание собиралась? Готовилась, перышки чистила, мечтала…

Ой, мама дорогая, если это так, то сочувствую обоим. Даже более того. Для Дианы свидания — редкая радость. Неудивительно, что она зациклилась на Стелькине, как на объекте для ненависти.

Пожелав всем терпения и мира во всем мире, я потопала в беседку.

Там царило полное единодушие. Гоша убалтывал Караулову и расписывал ей прелести совместного проживания. Показывая глазами на шашлык, объяснял, какая от него существенная польза получится, намекал, как давно собирался пожить в «деревенской глуши», плакал о том, как устал от столичной суеты, как сильно душевно изранен, и так далее.

— Гош, — вклинилась я в его песнопения, — я тут с Колбасовой разговаривала. Не мог бы ты мне ответить, чего ты с ее прической недавно намудрил?

— Намудрил?! — Кудесник расчески и фена взвился с лавочки. — Я создал из нее — картину! Из ее патлатой гривы я создал чудо! Я за такую прическу, может быть, международную премию отхватил бы! Я работал по наитию, по вдохновению! Это было нечто… нечто необъяснимое, потустороннее! А она меня — кулаком по шее! Вот, — парикмахер наклонил голову и пожаловался, — до сих пор болит. Может, перелом, а?

Представив себе пудовый кулак разгневанной Дианы на худенькой Гошиной шее, я согласилась, что может, но вряд ли. Скорее всего, травма получилась — морального характера.

Гоша еще пожаловался на тяготы жизни непризнанных гениев, на невнимание толпы и дорогое санаторное лечение. Я еще немного посоглашалась — дай Бог терпения к талантам! — и отправила художника в дом: