Наталья Андреева - Смерть по сценарию

Он подошел к сосне, на которой висел умывальник, плеснул ледяной водой в лицо, стало полегче. Леонидов фыркнул, промокнул капли полотенцем и пошел искать жену.

Она сидела в саду на табуретке и грелась на солнышке, подставляя его лучам уже загорелое лицо и бледные плечи. Алексею были видны коричневые веснушки на ее щеках. Заглянув ей в лицо, он тихонько позвал:

— Саша!

Жена открыла глаза, улыбнулась ему, и Алексей уже без всяких слов поверил всему, что расскажет сейчас эта женщина. Потому что просто любил ее, и все.

— Саша, у нас неприятности. Только не вздрагивай так и не переживай. Давай вместе подумаем, что делать, и расскажи мне, ради бога, правду.

— Правду? Какую правду?

— Про тебя и про Клишина.

— Про Пашу? А что случилось?

— Только спокойно. Знаешь, пришел тот капитан, Михин, он дал мне почитать несколько листков, в которых, — ты спокойнее только, — Клишин пишет, что переспал с тобой, а я, будто бы из ревности, задумал его отравить. И отравил.

Александра так возмутилась, что сначала даже не поняла, что мужа обвиняют в убийстве:

— Какая чушь! Клишин со мной переспал! Да я выгнала его, он тут бродил и лез со своими слюнявыми поцелуями! Тоже мне, неотразимый и всесильный! Что он себе вообразил?

— Саша, он много чего вообразил, возможно, из мести. Знаешь, как говорят: нет дыма без огня. Ты вчера так резко оборвала рассказ о нем, что я решил, что пламя все-таки было. Должна быть веская причина, чтобы оболгать человека. Чем ты ему насолила?

— Это обязательно нужно рассказывать?

— А тебе нужно, чтобы я сел в тюрьму?

— Ну хорошо. Давай пойдем сядем куда-нибудь в тень, у меня плечи сгорят.

— Посмотри, старая яблоня еще цветет, наверное, поздняя? — Алексей кивнул на завалившуюся набок яблоню с подпорками, окруженную вверху розовой душистой дымкой.

Они сели на лавочку, в тень. Саша вздохнула:

— До сих пор не верю, что Павел мог такую гадость про меня написать. Было бы из-за чего. Все, что у нас с ним было, — история такая давняя и детская, что просто смешно. Знаешь, не очень-то приятно вспоминать первую любовь, думаю, она никогда не бывает счастливой. В пятнадцать лет все слишком по-детски, делаешь кучу глупостей, веришь в то, что все чувства светлые, что будешь любить до гроба, а все кончается поцелуями на скамейке.

Я тебе рассказывала, что Пашу в школе девчонки доставали любовными записками и как он заявил, что пойдет на свидание только к девушке, способной написать что-то достойное, маленький литературный шедевр? Меня это задело, я разозлилась и написала.

— Ты была в него влюблена?

— Сначала нет, он казался мне таким самодовольным, таким… ну, слишком уверенным в себе, и девчонок было жалко, это же мерзко, когда так издеваются? Правда?

— И что же ты написала?

— Стихи. Знаешь, не в высоком смысле поэзия, а так, обычная банальность.

— Нет, мне очень интересно, чем ты зацепила такого ценителя, как Клишин?

— Я прочитаю несколько строчек, прочитаю, чтобы ты отстал.

Ну и так далее.

— Неплохо. Я не знаток поэзии, но рифма складная.

— Вот именно, только рифма. В пятнадцать — это уже неплохо. Паша пригласил меня в кино, как это было тогда принято. Мы стали встречаться. Конечно, вся женская половина школы умирала от зависти, но мне было не по себе. Знаешь, у меня в то время было немного другое представление о любви, я же была домашней девочкой, отличницей, да и написала стихи, только чтобы осадить Пашу. Я испугалась.

— Чего?

— Его силы. Он рассуждал так просто, что не было повода даже задуматься, что же с нами происходит. Это были не романтические вздохи, не обмен цитатами из любимых произведений и не осторожные робкие поцелуи. Не знаю, кто его этому научил и где он получил уроки любви, но в десятом классе он уже знал, чего ему надо от девушки: просто и откровенно тащил в постель. Были в нашей школе девочки соответствующие, но я была не из их числа. Я хотела учиться дальше, готовилась поступать в институт. На дискотеки почти не ходила. Такая была несовременная дурочка. И тут — Павел. Весь из себя…

— И ты?…

— Я не могла сказать «нет», все это было слишком неожиданно, ты, наверное, не можешь понять.

— Куда уж мне. Я же не красавец мужчина.

— Да, ты не красавец, но не надо злиться. Ты-то сам в кого был влюблен в девятом или в десятом классе: в девочку с огромными очками и железными пластинками на зубах? Ну, вспомни. Это естественно для такого возраста — любить самых красивых. И потом, в Павле был какой-то магнетизм, это точно. Красота тоже бывает разной, одним даже в метро нет прохода, а других за несколько метров обходят, почему? Это животный магнетизм, обоняние чего-то звериного, даже на уровне запахов… А мне просто было интересно, детская жажда чего-то взрослого, первое чувство созревания, тем более что родители никогда и не рассказывали про такое. Книжек не было, в фильмах все заканчивалось свадьбой, или двое просто лежали в постели, а что они там делали, думаешь, я в пятнадцать лет знала?… Но ничего не случилось, Бог, наверное, уберег. Просто я слишком долго отказывалась, все находила какие-то предлоги, ему надоело. Он обозвал меня сопливой девчонкой, я его ударила, и это случайно увидели ребята из десятого, параллельного класса. Представляешь? Они были рады развеять миф о Пашиной неотразимости, я на несколько дней стала героиней школы. Клишин взбесился и буквально кидался на меня, я так испугалась — ужас! Заперлась дома, не отвечала на его звонки, ходила везде только с подругами, короче — выстояла. Потом все утряслось, начались выпускные экзамены: у меня в восьмом, у него в десятом, и стало не до того. Но так Пашу в школе никто из девчонок не оскорблял.

— В сущности, детская история.

— Ну да, детская. А я и не говорила, что была какая-то драма. Ерунда. Что ты хочешь в пятнадцать лет?

— Думаешь, из-за этой истории он затаил зло? Не верю.

— Это все, Леша. Больше ничего между нами не было, честное слово. Только надо знать Пашу. Этот человек был необыкновенно амбициозным, мнительным, злопамятным, просто ужас какой-то. Хорошее редко помнил, но зато всех, кто его когда-то обидел, поносил при каждом удобном случае. Мерзкий характер! Я так удивилась, когда он на наш участок притащился, стал вспоминать ту давнюю историю, все пытался докопаться, любила я его тогда или не любила. Даже не поняла, зачем ему понадобились признания в том, что было в душе у пятнадцатилетней девочки.