Марина Серова - Экстрим по праздникам

На улице я вдохнула полной грудью.

После прокуренной квартиры у меня даже немного закружилась голова от свежего воздуха, и я присела на лавочку. С Толкачевыми покончено. Лина может успокоиться. Остался Арсен. Интересно, как он там?

И в это время зазвонил мобильный. На экране высветился домашний номер Кечаяна.

— Я слушаю! — немедленно отозвалась я.

— Женя, приезжай скорее! — Арсен шептал в трубку. — У нас около забора кто-то ходит. Дольф гавкает так, будто с ума сошел.

— Где Лина, Баграм, все остальные?

— Баграм в детской спит, няня с ним.

Лина наверху, в моем кабинете.

— Где охрана?

— Вова внизу, в холле, а Илья с Линой наверху.

— Идите и вы наверх и не выходите, пока я не приеду. Я буду через три минуты.

Не кладите трубку, я должна слышать, что у вас происходит в доме.

Я мчалась по улице, не замечая знаков и светофоров. Только бы успеть! Странно, что собака залаяла. Ни разу не слышала, чтобы Дольф лаял. Видимо, на самом деле что-то не так. В трубке моего мобильника раздавались совершенно обычные звуки, иногда я даже слышала Линии смех, но сердце мое все равно учащенно билось, а руки даже вспотели. Дело в том, что голоса Арсена я не слышала.

Я как раз подъезжала к воротам «Рябины», которые были распахнуты настежь, как увидела, что из них на бешеной скорости вылетела темная машина с заляпанными грязью номерами и поехала в противоположную сторону. Гнаться за ней я не стала. Больше всего меня интересовало, что там с Арсеном и его семьей. Я въехала в ворота и остановилась около будки. Лампочки на протяжении всей дороги, ведущей в глубь массива, не горели, в будке света тоже не было, и пробираться к дверям мне пришлось на ощупь.

Около дверей я споткнулась и упала на что-то мягкое и теплое. Я замерла, и волосы у меня на голове зашевелились: я лежала на мертвом человеке! То, что он был мертвым, не вызывало сомнений. Но кто это? Я уткнулась своим носом прямо ему в лицо — он не дышал. Посмотрела на покойника повнимательней и в темноте еле узнала Палыча. Он смотрел сквозь меня остекленевшим взглядом и насмешливо улыбался. Лицо его было в крови. Я вскочила и опрометью бросилась к дому Арсена.

Возле забора было все тихо, а ворота закрыты. Я нашарила на стене заветный кирпич, нажала на него, и маленькая дверца поползла в сторону. Я влетела во двор, закрыла калитку и подошла к дому. Под ноги мне кинулся Дольф. Я погладила прыгающую собаку по голове и на подгибающихся ногах вошла в дом. Сверху послышался громкий голос Арсена:

— Лина, с тобой совершенно невозможно играть в нарды. Ты постоянно пытаешься жульничать.

— Ты что, Арсен, просто я путаюсь, когда считаю свои ходы, — оправдывалась Лина.

— Путается она, понимаешь ли. Вот мне Илья сейчас скажет, путаешься ты или жульничаешь. Да, Илья?

Из кухни вышел Вова с бутербродом в руке. Я опустилась на диван. Ноги у меня были ватными и мелко дрожали.

Следующие несколько часов на территории нашего поселка крутилась милиция.

Криминалисты ползали по земле и снимали отпечатки шин. Следователь вместе со своими помощниками ходил по близлежащим дома и опрашивал свидетелей. Как водится в наше время, никто ничего не видел и не слышал. Стреляли скорее всего из пистолета с глушителем. Линия электропередачи была частично выведена из строя, поэтому света на главной дороге не было. Тело уже увезли, и я в третий раз рассказывала о том, как нашла мертвого Палыча. Я была единственным свидетелем, поэтому все внимание оперативной группы было сосредоточено в основном на мне.

Одним я рассказывала про машину, другим про сторожа, третьим про отсутствие света.

Следователь Петр Михайлович Дмитриев, как он представился, разговаривал со всеми так, будто считал, что это мы, все здесь присутствующие, во всем виноваты и преступника искать незачем — он здесь! То есть она, так как его манера общения именно со мной не оставляла никаких сомнений: он на двести процентов уверен, что все, произошедшее здесь, — моих рук дело.

Дмитриев был тучным лысеющим мужчиной лет пятидесяти, с румяным лоснящимся лицом. Весь его скучающий вид говорил о том, что все случившееся — дело обычное и совсем незачем было ему тащиться сюда на ночь глядя. Он сидел на мягком диване в холле дома Арсена и курил, стряхивая иногда пепел мимо пепельницы.

— Значит, вы не увидели ничего подозрительного? — спросил он у меня в очередной раз.

— Я вам уже говорила, что было очень темно. Фонари не горели, поэтому, кроме машины и трупа, я ничего не заметила, — ответила я раздраженно. Мне надоело отвечать на одни и те же вопросы.

— А что с машиной, которая встретилась вам на въезде? , — Я не смогла хорошо разглядеть ее, но это были «Жигули».

— Какой модели?

— Не могу сказать точно, но вроде бы темная «шестерка» Я не успела разглядеть — она выехала на очень большой скорости, когда подъезжала к воротам. Петр Михайлович, вы бы посерьезней к этому делу отнеслись! Думаю, что это были не воры.

Следователь почесал нос:

— А почему вы так думаете?

— У меня есть все основания полагать, что непрошеные гости залезли сюда по душу господина Кечаяна. Поверьте, это не просто мои выдумки.

— Вы можете обосновать свои подозрения?

— К сожалению, нет. Это профессиональная тайна. Но советую вам поразмышлять над тем, что я сейчас сказала.

Петр Михайлович откинулся на спинку дивана:

— Она мне советует поразмышлять!

Я вот все понять не могу… Вы ведь телохранитель? Я слышал о вас, мадемуазель Охотникова. Говорят, вы первоклассный специалист в своем деле. И вы на сегодняшний день являетесь телохранителем господина Кечаяна. Так?

— Я ведь вам показывала свои документы. И Арсен Баграмович подтвердил.

Можете проверить еще раз.

Следователь начал меня потихоньку раздражать. Особенно его уверенность в том, что вокруг все преступники. Он посмотрел на меня с плохо скрываемой неприязнью:

— Спасибо, не надо. Я вам верю. Так вот, в связи с этим у меня возникло несколько вопросов.

Он достал еще одну сигарету, прикурил ее от предыдущей и спросил меня ехидным голосом:

— Почему же вас не было дома почти весь вечер? Насколько я знаю, телохранитель должен охранять «тело», а не мотаться неизвестно где.

— Мое отсутствие связано с работой, и если позволите, я не буду рассказывать об этом. То, что я делала, касается только меня и семьи, которую я охраняю.

— А, если не секрет, от кого вы эту семью охраняете?

Я почти взбесилась:

— От исламских экстремистов.

Петр Михайлович оживился и абсолютно серьезно спросил:

— Они что, ему угрожали?

— Нет, но вдруг надумают. А я уже тут, готовая отражать нападение женщин-шахидок, обвешанных гранатами и петардами, — в тон ему ответила я.