Марина Серова - Мешок с неприятностями

— А ты думаешь, старушка, без твоей помощи ФСБ и шагу ступить не может? Ошибаешься. Да, мы упустили Акмерханова, но знали, что группировка Кравчука затевает серьезное дело. Кстати, зря ты думала, что деятельность «скромного заместителя директора рынка» совсем не интересовала компетентные органы. Интересовала, да еще как! И не один твой клиент Тагоров считал, что «спруту» пора обрубить щупальца…

Я вытаращила глаза: слова про спрута я говорила не Сереге, а Гарику! Ну, что-то я уже совсем ничего не понимаю…

— Между прочим, в деле базарной мафии ФСБ и УВД работали в тесном контакте, коллега. Усекаешь, о чем я?

Оба моих друга хитро переглянулись и в один голос продекламировали:

— Фирмы веников не вяжут!

За разговорами мы не услышали, как по коридору простучали строгие каблучки, и опомнились только тогда, когда докторша заглянула в палату.

— Вы еще здесь? На выход, прошу на выход. Вы мне обещали не утомлять больную!

После этого сурового выговора и фээсбэшник, и мент выглядели проштрафившимися школьниками, которых застигла врасплох учительница.

— Уходим, уходим. Доктор, еще минуточку!

— Даю две минуты. Но не больше. Вы же не хотите сорвать Татьяне водные процедуры, правда?

Когда врач вышла, Сергей поднялся со стула:

— Мне и в самом деле пора, Татка: дел куча! Извини, что нагрянул к тебе экспромтом, без цветов. Замотался, понимаешь… Да у тебя тут и так дендрарий, я смотрю. Денька через два, говорят, будешь как новенькая, тогда и поговорим. Да, чуть не забыл: падре Леопольд передает тебе пламенный привет и свое благословение. Кстати, он вчера к тебе заходил, но его не пустили: вы, Татьяна Санна, изволили отдыхать. Сказал, что сегодня еще зайдет обязательно.

— Спасибо. Ах, Леопольд! Он просто душка, — произнесла я с придыханием и метнула мстительный взгляд в сторону Папазяна. — Даром что святой отец…

Серый приложился к моей щечке.

— Ты идешь, капитан?

— Валите, валите, коллега. Я догоню.

Проводив глазами дородную кедровскую фигуру в белом халате, Гарик интимно наклонился ко мне.

— Хотелось бы, дорогая, хоть одним глазком взглянуть на твои водные процедуры. Может, я под кроватью посижу, а?

Я искренне расхохоталась.

— Не советую, Папазянчик. Может случиться беда.

— Какая?

— На всю оставшуюся жизнь пропадет охота!

— Ну, ара! Страсти какие. Что же они тут с тобой делают, эти эскулапы?

— Во всяком случае, ничего более страшного, чем делали те, в «Башне». И особенно — что могли бы сделать.

Шаловливая улыбка мгновенно стерлась с лица Гарика. Ее место занял жутковатый оскал: он появлялся всякий раз, когда заходила речь о тех, кто «по ту сторону». Как у Высоцкого: «Улыбнемся мы волчьей усмешкой врагу…»

— Знаешь, Таня-джан… прости ты меня! Зато, что упустил тебя на рынке позавчера. Не я, конечно, упустил — ребята, но все равно я виноват!

Чтобы Гарик Хачатурович просил прощения, да еще так смиренно… Поистине, сегодня день сюрпризов!

— Брось отливать пули, Папазянчик. Ты ни в чем не виноват, сама дура! Вот и внутренний голос меня предупреждал…

— Нет, ара! Я должен был послать на «Южный» старых сыскарей, а не малоопытных юнцов. Немудрено, что Кохнадзе обвел моих людей вокруг пальца.

И ведь именно в этот день ты сама сунула голову в петлю! Но откуда мне было про то знать… Вай, Таня-джан, Таня-джан!

Гарик смятенно замолк, и только глаза да пальцы, которые он просунул между моих и забыл убрать, выдавали клокотавший в нем вулкан. Все это, должна сказать, вызывало во мне определенные ассоциации, и они были чертовски приятны.

— Да, дорогая! Я все забываю спросить тебя о главном: как ты выбралась из подвала «Башни»? Что подземным ходом — понятно, но как тебе удалось?

Мне стало стыдно: я тоже забыла об этом.

— Али! Гарик, помнишь, позавчера, в Гаевке, я говорила тебе про Али?

— Помню, но тогда я ни черта не понял, признаться. Думал, ты бредишь. Только потом дошло, что ты, видимо, говорила про Алика Кадыр-оглы по кличке Али, боевика из группы Акмерханова, который был с ним.

— Да, да! Что с ним? Это же он спас меня, Гарик!

— Али? Ты, наверно, шутишь…

Папазянчик посмотрел на меня с таким выражением, как будто я все еще бредила.

— Какие там шутки! Если б не этот парень, я бы не беседовала сейчас с тобой. Али спас мне жизнь, и не один раз, а трижды! Он жив?

— Вай-вай-вай… Алик Кадыр-оглы, головорез из головорезов! Честное слово, дорогая, если б эту сказку рассказал мне кто-нибудь другой, а не ты, я бы поднял его на смех. «Спас жизнь»… И каким же образом, позволь узнать?

— Ах, да какая разница! Я потом тебе расскажу.

Он жив, Гарик? Что ты молчишь?

Папазян опустил глаза:

— Нет, Таня-джан. Когда мы ворвались в подвал, он был уже мертв. Там была целая куча трупов: кто-то нам хорошо подмогнул.

Настала моя очередь опустить глаза. Гарик обеими руками повернул к себе мое лицо:

— Он был всего лишь бандит, Таня-джан!

— Я знаю! Но он спас мне жизнь, понимаешь? Он просил меня его помянуть, если останусь жива…

— Вот и помяни, если так. И все-таки он был бандитом. И он мертв! Рано или поздно это случается со всеми бандитами, ара. А я живой, здоровый и без пяти минут майор милиции. И еще я тебя люблю. Не забывай об этом, дорогая!

— Ты меня… что?

— Ничего. Просто пошутил, чтоб тебя развеселить. А ты и поверила, глупенькая?

Гарик слизнул с моей щеки соленую слезинку и, выпрямившись, сделал мне «салют». Я провожала его глазами, уже улыбаясь. Это один из особых талантов Гарика: в конце концов он всегда заставляет меня улыбаться.

«Весьма ценное качество, Таня дорогая. Особенно в семейной жизни», — узнала я знакомый, но какой-то ослабленный голос.

— Что-что? — вслух возмутилась я.

«Ничего, ничего — голос окреп. — Я только хотел сказать следующее: а не пригласить ли тебе все-таки Гарика Хачатуровича Папазяна в свою спальню? Хотя бы просто так, на экскурсию… Мне кажется, такая дружба выдержит любую проверку!»

Ну вот, опять внутренний голос прорезался. И даже, черт бы его побрал, не совсем глупо вещает. Наверное, «клиническая смерть» пошла ему на пользу…

Значит — живу!