Лариса Капелле - Философский камень Медичи

Елена с трудом поднялась. Все ее иссохшее тело содрогалось от неслышных рыданий. Но непонятное чувство торжества показалось на секунду в глазах, и почудилось в ней что-то от былой Елены Прекрасной. Софья подозрительно насторожилась, но тут же успокоила себя, ей все это померещилось. Поэтому величаво продолжила:

– Разрешу я тебе отправиться в монастырь на покаяние, чтобы душа твоя успокоилась, хоть и виновна ты передо мной и сыном моим, но прощаю я тебя, Елена, за твои грехи, злобу, зависть твою прощаю.

Елена горделиво вскинула взгляд, и былым огнем пылали ее глаза:

– Ты меня прощаешь! Мать законного государя Руси Дмитрия Ивановича прощаешь! Кто ты такая, чтобы меня прощать!

Софья удивленно отшатнулась, от былого жалкого Елениного вида не осталось и следа. Да, были те же лохмотья, постаревшее лицо, но железная воля этой женщины сломлена не была. Как она могла ошибиться и поверить в ложное раскаяние своей бывшей соперницы!

– Тварь проклятая, всех отравила, зачаровала речами своими льстивыми, но не думай, что победила! – взбесилась Елена Стефановна.

– Я победила, что бы ты ни говорила! Твой сын попал в опалу, а мой сын, Василий Иванович, был пожалован на великое княжение! – вскинулась Софья. Женщины смотрели друг на друга ненавидящими взглядами.

– Есть на свете правда, как бы ты ни крутилась, есть на свете правда! И недолго тебе и сыну твоему землю русскую топтать осталось! – воскликнула Елена и тут же испуганно замолчала.

– Говори, что тебе известно, – угрожающе придвинулась к ней Софья, – опять заговоры плетете, да только силы больше у вас нет. Жало осиное ваше я вырвала, и теперь, жаль не жаль, зла мне больше причинить не сможешь!

Елена молчала, только плюнула на пол и смотрела зло.

«Врагам не прощают», – вертелось в голове Софьи. Как она могла даже подумать простить и отпустить Елену и Дмитрия. Пусть Елена была больна, Дмитрий слаб, но они продолжали оставаться опасными. Она не имела права рисковать, слишком многое стояло на кону. Необходимо было проверить все связи Елены на свободе, и не медля! Положение Василия продолжало оставаться шатким. Она слишком хорошо помнила тот день, 4 февраля 1498 года. Вся Москва была на коронации княжича Дмитрия, сына Елены Волошанки и Ивана Молодого, когда в присутствии митрополита, самых именитых бояр и князей Иван Третий благословил внука на великое княжение. В Успенском соборе на Дмитрия возложили бармы и Шапку Мономаха, а после задали великий пир всем на удивление. Вся Москва была на этой коронации и на пиру, вся, за исключением ее, Софьи Палеолог, Великой княгини и ее сына Василия Ивановича. Помнила отчаяние, с которым сын метался, словно молодой тигр в клетке, а она сидела молча.

– Борьба не окончена, – произнесла она тогда, – сядь и успокойся. Мы проиграли эту битву, но не забывай, война не окончена и, главное, мы живы!

– Ну и что с того, что мы живы! Лучше умереть, чем терпеть такое унижение! – закричал Василий в ответ.

Она прекрасно знала, что имел в виду ее сын. Всего лишь месяц назад все их сторонники, все преданные им люди – Владимир Гусев, Афанасий Еропкин и другие – были казнены, даже личных служанок Софьи, и тех не пощадили. Только вмешательство церкви спасло Софью и Василия. Но они оставались под домашним арестом.

– Пока я жива, я не сдамся, – произнесла тогда Софья, – Василий, ты слышишь, я не сдамся, и ты не сдашься, мой сын! И что бы ни случилось, мы будем бороться, и поверь мне, мы выиграем. У нас нет другого выхода, мы обязаны выиграть!

Все это вспомнилось за несколько секунд. И сейчас ее соперница, которая гордо стояла на той коронации по левую руку Великого князя, словно она, а не Софья, была законной женой, а вовсе не невесткой, была перед ней. Былое унижение плеткой хлестнуло по сердцу. Христианское милосердие было для нее, Великой княгини Московской, царевны Царьградской недоступной роскошью. Маленькая девочка Зоя Палеолог на всю жизнь запомнила уроки своего отца: «Змею не приручишь, – говорил он, – для нее – только смерть. И враги, как змеи, – ничего не прощай и ничего не забывай!»

– Не будет тебе свободы, ни тебе, ни сыну твоему! – отчетливо, словно забивая гвозди в гроб Елены и Дмитрия, произнесла Софья. – Умрете в заключении, и сегодня же прикажу Дмитрия перевести в острог на Белоозеро. Оттуда ни ты, ни друзья твои вызволить его не сможете, а тебя в яму – завтра же, тогда эта тюрьма раем покажется!

Елена с неожиданной ловкостью поднялась и тигрицей бросилась на княгиню. Если бы не подоспевшие вовремя стражники, Софье пришлось бы плохо, больная Елена потеряла не все свои силы. Стражники оттащили беснующуюся Елену и бросили на пол. Но та тут же успокоилась и посмотрела на Софью горящими непонятным, дьявольским огнем глазами. Медленно поднялась, держась дрожащими руками за лежак. Потом неожиданно поднеся руку ко рту, впилась в нее зубами, да так, что из образовавшейся раны потек алый ручеек. Стражники и Софья, словно зачарованные, наблюдали за странными действиями Волошанки. Охранники на всякий случай даже выставили вперед копья. Но Елена со странной улыбкой застыла на месте, поднеся раненую руку ко рту, словно пила собственную кровь. Смутная идея промелькнула в голове Софьи. Ей казалось, она слышала нечто подобное от одной колдуньи. «О Господи, защити!» – пронзила мозг внезапная молитва, Софья отшатнулась было и хотела броситься прочь. Но было уже поздно. В этот же самый момент Елена выплюнула всю набранную в рот кровь на Софью и, уставив на свою соперницу больше похожий на коготь палец, четко, выделяя каждое слово, произнесла:

– Проклинаю тебя, Зоя Палеолог, проклинаю, пусть кровь моя на тебе станет силой моего заклятия. Сам Сатана будет мне свидетелем, всей силой адовой проклинаю, не будет ни тебе, ни детям твоим на этой земле покоя.

Софья смертельно подбледнела и отшатнулась:

– Подумай о душе своей, несчастная! Окстись! – истово зашептала она, крестясь.

– Ничего слаще для меня этой мести не будет. И даже если гореть в аду мне, не боюсь я этого, ничего не боюсь. Потому что со мной и ты, и дети, и внуки твои гореть будут. А голубиная душа сыночка моего на небо, в чертоги Господа вознесется. Только его любила я на этой земле, только его и люблю. И отомщу за жизнь его мученическую, и ничего для меня слаще этой смерти нет. Ты поняла меня!

Софья с ужасом смотрела на Елену, словно завороженная. Ей бы повернуться, уйти, броситься к митрополиту в ноги, чтобы молился вместе с нею. Отмаливать это страшное проклятье. Но она не могла сдвинуться с места, будто дыхание вечной пустоты заморозило, сковало по рукам и ногам, а языки пламени начали лизать лицо.

– Не боюсь я ада, ничего не боюсь, но и тебя со мной туда возьму! – продолжала удивительно спокойным голосом Елена. – И семя твое не прорастет на этой земле, а заглохнет навсегда. Проклинаю потомков твоих, исчезнут они, словно быльем порастут. И ни за какими стенами не укроешься ни ты, ни дети, ни внуки, ни правнуки твои от проклятья моего на веки веков…