Джеймс Кейн - Сборник Почтальон всегда звонит дважды

— Это разумный подход, Чемберс.

Я рассказал ему, как ушел от грека, и как снова наткнулся на него на улице, и как он звал меня назад, и как пригласил меня в эту поездку в Санта-Барбару вместе с ними, чтобы обсудить все возможности. Я рассказал ему, как мы загрузили машину вином, и как выехали, и что я был за рулём.

Тут он меня прервал:

— Значит, вы вели машину.

— А что, господин прокурор?

— Как вы себе это представляете, Чемберс?

— Дело в том, что я слышал ее слова при опознании и слышал, что говорили полицейские. Знаю, где меня нашли. Так что я прекрасно знаю, кто был за рулем. Она. Но раз я должен рассказать все, что помню, то должен сказать, что вел машину я. Я коронеру ни в чем не солгал, господин прокурор. Мне все еще кажется, что машину вел я.

— Вы лгали, что не были пьяны.

— Это факт. Я был одуревшим от выпивки, и от наркоза, и от лекарств, и лгал, это точно. Но теперь я в порядке, и у меня хватит ума понять, что выручить меня если что и может, то только правда. Ясно, что я был пьян. Залил глаза под завязку. И единственное, о чем я мог думать, так это о том, что нельзя сознаваться, что я был пьян, так как я вел машину, и узнай они, что я был пьян, мне конец.

— Вы собираетесь сказать это присяжным?

— Придется, господин прокурор. Но я все еще не понимаю, как за рулем оказалась она. Ведь выезжал из дому я. Это точно. Я даже помню, что там стоял какой-то парень и смеялся надо мной. Так как же получилось, что машину вела она, когда мы рухнули вниз?

— Вы проехали всего несколько метров.

— Вы хотите сказать, несколько миль?

— Я говорю, несколько метров. Потом вас за рулем сменила она.

— Боже, я, наверно, отключился.

— Ну, это одна из немногих вещей, которым присяжные наверняка поверят. Это выглядит так убедительно, как обычно выглядит правда. Да, этому они поверят.

Он сидел там и разглядывал свои ногти, а я чуть не рассмеялся. Я даже обрадовался, когда он продолжил свои вопросы, и я смог переключиться на что-то другое, удивляясь, как легко я его провел.

— Когда вы начали работать на Пападакиса, Чемберс?

— Прошлой зимой.

— Как долго вы у него оставались?

— Я ушел месяц назад. Может, шесть недель.

— Вы работали у него полгода?

— Пожалуй, так.

— А что вы делали до того?

— По-разному. Странствовал по свету.

— Ездили на попутных? В товарных поездах? Подрабатывали на еду и все прочее?

— Да, сэр.

Он открыл чемоданчик, выложил на стол пачку бумаг и начал в них копаться:

— Вы были когда-нибудь во Фриско?

— Я там родился.

— В Канзас-Сити? В Нью-Йорке? В Нью-Орлеане? В Чикаго?

— Да, я всюду был.

— Вы попадали в тюрьму?

— Да, господин прокурор. Знаете, когда скитаешься с места на место, тут и там, обязательно попадаете в полицию. Да, сэр, я попадал в тюрьму.

— Вы были в тюрьме в Таксоне?

— Да, сэр. Думаю, там мне дали десять дней. За незаконное использование железнодорожного имущества.

— В Солт-Лейк-Сити? В Сан-Диего? В Вичите?

— Да, сэр. И там тоже.

— В Окленде?

— Там я отсидел три месяца, господин прокурор. Подрался с вокзальным детективом.

— Вы его неплохо отделали, а?

— Знаете, как говорит парень в одной пьесе, отделали его порядочно, но вам бы надо видеть другого. Он мне тоже задал взбучку.

— Лос-Анджелес?

— Один раз. Но только три дня.

— Чемберс, что заставило вас начать работать у Пападакиса?

— Это только случайность. Я был голоден, а ему как раз кто-то был нужен. Я зашел туда перекусить, а он мне предложил работу, и я согласился.

— Чемберс, вам не кажется это странным?

— Не знаю, что вы имеете в виду, господин прокурор.

— То, что вы столько лет скитались по свету, работой никогда не интересовались и нигде толком не работали, насколько я знаю, и вдруг остепенились, находите постоянное место и трудитесь как пчелка?

— Ну, честно говоря, мне там не слишком нравилось.

— Но вы терпели.

— Ник был одним из лучших людей, которых я когда-либо встречал. Когда я немного поднакопил деньжат, я хотел сказать ему, что смываюсь, но не смог его огорчить, раз у него были такие проблемы с помощниками. А когда с ним произошло несчастье и его не было дома, я и взял ноги в руки. Просто убрался, и все. Конечно, не следовало оставлять его в беде, но у меня просто такой характер, господин прокурор. Не могу сидеть на месте. Короче, я потихоньку смылся.

— А через день после того, как вы вернулись, он погиб.

— Теперь вы пробудили во мне нечистую совесть, господин прокурор. Возможно, присяжным я это расскажу иначе, но вам скажу, что я чертовски виноват. Не будь там меня и не уговори я его выпить после обеда, возможно, он был бы жив. Поймите, возможно, здесь нет ничего общего. Я не знаю. Я был не в себе и не знаю, что произошло. Но все-таки не будь в машине двух пьяниц, она бы, наверно, вела машину лучше, вам не кажется? Мне, по крайней мере, да!

Я взглянул, как ему это понравилось. Он вообще не смотрел на меня. Ни с того ни с сего он вдруг вскочил, подошел к постели и схватил меня за плечо:

— Оставьте это, Чемберс. Как же это вы у Пападакиса выдержали целых полгода?

— Я вас не понимаю, господин прокурор.

— Нет, понимаете. Я ее видел, Чемберс, и догадываюсь, почему вы это сделали. Вчера она была у меня в кабинете. С фонарем под глазом и помятая, но и так выглядела преотлично. Из-за таких крошек уже не один парень сбился с пути, какой бы у них ни был непоседливый характер.

— Откуда, господин прокурор? Вы ошибаетесь!

— Слишком уж все хорошо получается, Чемберс. Налицо автомобильная катастрофа, которая еще вчера однозначно была несчастным случаем, а сегодня уже не знаю что. Если как следует покопать, то появятся свидетели, а когда их показания соберут вместе, все дело будет у меня в руках. Ну так, Чемберс. Вы с этой женщиной убили грека, и чем раньше в этом признаетесь, тем лучше для вас.

Я вам доложу, на этот раз мне было не до смеха. Я чувствовал, как у меня онемели губы, и хотел что-то сказать, но не мог издать ни звука.

— Ну, почему вы молчите?

— Вы меня оскорбляете. Обвиняете в ужасных вещах. Не знаю, что и ответить, господин прокурор.

— Вы только что наговорили более чем достаточно, уверяя меня, что выручить вас может только правда. Чего же это вы вдруг лишились дара речи?

— Вы меня совсем запутали.

— Ладно, разберем все по порядку, чтобы вас не путать. Во-первых, вы с этой женщиной спите, правда?

— Ничего подобного.

— А в ту неделю, когда Пападакис был в больнице? Где вы спали тогда?

— В своей комнате.

— А она в своей? Не говорите глупостей, говорю вам, я ее видел. Я бы влез к ней в постель, даже если бы пришлось взломать дверь и быть повешенным за изнасилование. И вы тоже. И вы у нее были.

— Я даже никогда не думал об этом.