Джеймс Кейн - Почтальон всегда звонит дважды (сборник)

James Mallahan Cain

THE POSTMAN ALWAYS RINGS TWICE

DOUBLE INDEMNITY

Печатается с разрешения издательства Alfred A. Knopf, an imprint of The Knopf Doubleday Group, a division of Penguin Random House, LLC.

© James M. Cain, 1934, 1936

© Copyright renewed by James M. Cain, 1962, 1964

© Школа перевода В. Баканова, 2018

© Перевод. Н. Рейн, наследники, 2018

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

Из грузовика с сеном меня вытряхнули примерно в полдень. А забрался я туда еще с вечера, недалеко от границы, и как только влез под брезент, тут же захрапел.

Хотелось отоспаться – после трех-то недель в Тихуане, – вот я и отсыпался. Машину тем временем остановили, чтобы поостыл мотор. У меня нога торчала из сена, потому меня заметили, ну и согнали. Я пытался было хохмить, но это не прокатило: хоть бы кто улыбнулся. Ладно сигареткой угостили; с тем я и двинул дальше в поисках, где перекусить.

И набрел на «Два дуба». Обычное придорожное заведение, каких в Калифорнии без счета. Закусочная, а над ней – комнаты хозяев. Неподалеку бензозаправка и рядок хибар, который тут назывался мотелем.

Я вбежал в закусочную, будто запыхавшись, и глаз не сводил с дороги. Когда появился хозяин-грек, я спросил, не проезжал ли тут парень на «кадиллаке». Он, дескать, должен был меня забрать, а сначала накормить обедом. Сегодня – не проезжал, сказал грек. Он принялся накрывать на стол и спросил, что мне принести. Я заказал апельсиновый сок, кукурузные хлопья, яичницу с беконом, мексиканские блинчики энчиладос [1] Энчиладос – традиционное блюдо мексиканской кухни, которое представляет собой тонкую лепешку из кукурузной муки, в которую завернута начинка (мясо или овощи). , оладьи и кофе. Вскоре он притащил сок и хлопья.

– Погодите-ка! Я вас должен предупредить. Если мой приятель не появится, вам придется поверить мне в долг. Расплатиться должен был он, а то я немного поиздержался.

– Ладно уж, заправляйся давай.

Грек явно был не против, и больше я не заливал про приятеля в «кадиллаке». И скоро сообразил: ему от меня что-то нужно.

– А чем ты занимаешься, что умеешь, а?

– Да все понемножку, то за одно берусь, то за другое. А что?

– Лет тебе сколько?

– Двадцать четыре.

– Молодой совсем. Мне бы сейчас пригодился молодой парень. Помощник.

– У вас тут ничего местечко…

– А воздух какой чистый! Это тебе не Лос-Анджелес, где не продохнуть.

– Ночью, наверное, и вовсе шикарно. Уже сейчас чувствуется.

– И спится тут отлично. В машинах разбираешься? Ремонтировать умеешь?

– Еще как! Я прирожденный механик.

Он толковал про воздух, и как поздоровел с тех пор, как купил здесь мотель, и что ума не приложит, отчего это работники у него не задерживаются. Я-то мог бы объяснить, отчего, да только приналег на еду.

– Ну? Как считаешь, тебе здесь понравится?

Я как раз допил кофе и раскурил сигару, которую он принес.

– Вот что я вам скажу. У меня есть еще пара предложений – в этом вся загвоздка. Но я подумаю. Уверен, я все улажу.

И тут я увидал ее. Она была в кухне, а теперь вышла забрать тарелки. Не такая уж сногсшибательная красотка, хотя и фигуристая; чем-то недовольная, она так надула губки, что прямо хотелось в них впиться.

– Познакомься с моей женой.

Та на меня и не взглянула. Я кивнул греку, переместил во рту сигару – и только. Женщина унесла тарелки, как будто ее и не было.

Потом я ушел, но через пять минут вернулся – оставить записку «парню в «кадиллаке». Полчасика поломался, прежде чем согласиться на работу, а вскоре уже заклеивал на заправке старые шины.

– Эй, как тебя зовут?

– Фрэнк Чемберс.

– А я – Ник Пападакис.

Мы пожали друг другу руки, и грек ушел. Через минуту я услыхал, как он что-то напевает. Голос у него был шикарный.

С заправки хорошо просматривалась кухня.

Около трех заехал к нам один клиент, злой как черт: ему залепили рекламой солнцезащитный щиток.

Мне пришлось забрать стекло в кухню, чтобы отпарить наклейку.

– О, энчиладос делаете? Да, кому, как не вам, уметь их готовить!

– Кому это – «вам»?

– Ну вам и мистеру Пападакису. Те, что мне подали на обед, были просто объеденье.

– А-а.

– У вас тряпки не найдется? Нужно щиток над паром подержать.

– Вы ведь не это имели в виду.

– Как раз это.

– Вы подумали, что я мексиканка.

– Да ничего подобного.

– Подумали, подумали. Не вы первый. Вот, держите. Я такая же белая, как вы, ясно? И пускай волосы у меня темные и я немного похожа на мексиканку, но я белая, не хуже вас. Усвойте это, если хотите здесь жить.

– Вы на них вовсе и не похожи.

– Я же вам и говорю…

– Ну какая из вас мексиканка? У мексиканок огромный зад, ноги кривые, здоровенная грудь, темная кожа, а волосы как будто нарочно салом намазаны. Вы совсем не такая. Вы стройная, и кожа у вас светлая и нежная, а волосы хоть и черные, но мягкие и волнистые. Одно только у вас как у мексиканки – зубы. У них у всех белоснежные зубы, надо отдать им должное.

– Моя девичья фамилия – Смит. Не очень-то похожа на мексиканскую, верно?

– Не очень.

– Скажу больше – я вообще не отсюда. Я из Айовы.

– Смит, ясно. А зовут вас как?

– Кора. Можете, если хотите, звать меня по имени.

Я-то сразу понял, в чем дело. Не в энчиладос и не в черных волосах. Все дело было в муже-греке; это из-за него она не чувствовала себя белой женщиной, и еще она боялась, как бы я не стал называть ее «миссис Пападакис».

– Кора. Отлично. Как насчет того, чтобы называть меня Фрэнк?

Она подошла и начала мне помогать. Стояла так близко, что я чувствовал ее запах. И я сказал ей прямо в ушко, почти шепотом: «Ну и как тебя угораздило выйти за грека?»

Она подскочила, словно ее хлыстом ударили.

– А тебя это касается?

– Да. Еще как.

– Забирай свой щиток.

– Спасибо.

Я ушел. Я пробил ее оборону – основательно, до боли. И теперь у нас есть общая тайна. Может, она и не скажет «да», но и не заложит меня. Она отлично все поняла, и поняла, что я ее раскусил.

Вечером, за ужином, грек разозлился на Кору – она отказалась добавить мне жареной картошки. Ему хотелось, чтобы мне у них понравилось и чтобы я не ушел, как все прочие.

– Дай парню чего-нибудь поесть.

– Еда на плите. Он сам не может взять?

– Да все нормально. Я еще не доел.

Однако Ник уперся. Будь у него хоть капля мозгов, дотумкал бы, что это неспроста – не такая она женщина, чтобы заставлять парня самого еду накладывать. Но он был глуповат и все брюзжал. Мы сидели за кухонным столом – они друг напротив друга, а я в середине. Я на нее и не смотрел. Хотя платье заметил. Такой белый форменный халатик, в каких щеголяют медсестры или продавщицы в кондитерской. С утра он был чистый, а теперь немного измялся и потерял свежесть. Я опять чувствовал ее запах.