Пьер Маньян - Дом убийств

Брат Каликст твердой рукой увлек его в коридор, куда выходило несколько дверей; вдалеке мерцал столб лунного света, похожий на блок разрушенного свода.

— Теперь направо! — скомандовал монах. — И пригнись!

Серафен едва успел последовать его совету, задев макушкой о балку. Он очутился в комнате без окон, где под низким потолком осела ночь, с которой тщетно боролся тусклый огонек свечи. Уже с порога слышалось хриплое, затрудненное дыхание, похожее на шум кузнечных мехов. Его издавал невероятно дряхлый человек, распростертый на голой доске, зажатой между двумя каменными выступами в метре от пола.

— Это ты, Каликст? — прохрипел старец. — Ты привел Монжа?

— Он здесь, перед вами.

— Подойди, сын мой, потому что сил моих едва хватает, чтобы дышать.

Серафен подошел так близко, что почти коснулся доски, заменявшей собой ложе. Его глаза встретились с глазами старца, в которых сквозь предсмертную пелену проступал панический ужас. В следующее мгновение умирающий сделал отчаянную попытку подняться, Серафену даже показалось, что он хочет вскочить и бежать. Крик застрял у него в горле, растворившись в хрипе кузнечных мехов. Каликст бросился к старику, чтобы снова его уложить.

— Крылья! Я вижу крылья! — простонал приор.

— Ну, ну, брат Туан, перед вами всего лишь бедный грешник…

— Я — дорожный рабочий, — сказал Серафен.

Умирающий овладел собой, жизнь и сознание на какое-то время вернулись в его тело. Казалось, будто с его впалой груди снята огромная тяжесть, даже хрип кузнечных мехов постепенно сгладился, сделался тише. Брат Туан успокоился.

— В самом деле, ведь ты — дорожный рабочий… Рабочий из Люра… Но тебя точно зовут Серафен Монж? Это ты разрушил свой дом?

— Да, — ответил Серафен.

— Тогда слушай… я должен тебе кое-что рассказать…

Его глаза обшаривали лицо Серафена, словно искали решения не дающей ему покоя загадки. Они еще жили, тогда как на всем остальном уже легла печать надвигающейся смерти — запавший, беззубый рот, заострившийся нос… Только глаза да ясный спокойный лоб сумели противостоять разрушительному действию времени.

— Я расскажу о той ночи, когда ты потерял всю свою семью. Подойди ближе… Стань на колени возле моей доски — так тебе будет легче расслышать. Ах, я не уверен, что смогу добраться до конца…

Он положил на запястье Серафену иссохшую руку. Под сморщенной, пергаментной кожей уже сквозили очертания скелета, изящество, присущее смерти. Но последнее, отчаянное усилие еще взывало к жизни, к жалости; Серафен не мог противиться этому молящему призыву и тихонько сжал ладонь умирающего в своих.

Он заговорил очень быстро, так что слова следовали одно за другим, без интервалов, без пунктуации, сопровождаемые хрипом кузнечных мехов.

— Я шел из Откомба, через горы… Там, наверху, жирные монахи… А я хотел быть тощим. Мне претили праздность и сытое довольство, уж лучше жить на сквозняках, на холоде, среди руин… — Свободной рукой он дважды слабо постучал по неструганой доске. — Я хотел попасть сюда, но плохо знал дорогу. Я шел по звездам — когда они были, потому что тринадцать дней на меня лил дождь… И вот, однажды, я услышал шум — это катила свои воды Дюранс, и понял, что близок к цели. В тот вечер я промок до нитки, весь пропитался водой, точно ломтик хлеба в бульоне… Я миновал поворот Комб, возле Жиропэ… Дождь несколько минут как перестал… Надвигалась ночь. В том месте есть источник… Ты должен знать — источник, который струится бесшумно среди травы… Если ты не знаешь, можно не заметить и вступить в него, а вода в нем холодная…

— Знаю, — сказал Серафен.

— Я напился из источника и поднялся на несколько шагов по склону к зарослям ивняка… Хотел там немного передохнуть, перед заключительным отрезком пути… Да только и тогда, двадцать три года назад, мне было уже за семьдесят… Словом, я задремал. Не знаю, что меня разбудило — лунный свет или голоса? Во всяком случае, кто-то рядом сказал: «Что если нас схватят?», а другой ответил ему: «Не схватят! Но пусть даже так — мы, трое, покроем друг друга». Там был еще третий… Он все твердил о каких-то бумагах… Мол, надо их найти — не то, прощай, родимая сторонка… Они все время спорили… «А иначе никак нельзя?» — «Нет, мы об этом уже говорили!» Вот что я услышал… Но было уже слишком поздно, чтобы выдать свое присутствие, и я боялся шевельнуться… К счастью, меня скрывали заросли ивняка и тень от группы засохших ясеней, а они и источник были в ярком лунном свете…

— Они? — спросил Серафен.

— Да. Трое мужчин. И тогда… тогда… один из них сказал: «Я привел вас сюда, потому что быстро наточить ножи можно только на камне возле источника, и здесь нас никто не услышит. Поглядите, как сточен камень — еще мой дед затачивал тут свой резак!» — «Ты думаешь, они нам понадобятся?» — «Кто знает? Но уж если придется пустить в ход ножи, лучше, чтоб они были хорошо отточены!» Потом все трое склонились над валунами вокруг источника, и я не видел уже ничего, кроме движения их рук и еще — время от времени — блеск лезвий и искры… И я слышал шум… шум, словно стрекотанье сверчка… Это металл терся о камень…

Старик умолк и сделал беспокойное движение, будто все еще прислушивался к этому звуку.

— Когда они закончили точить резаки, — заговорил он снова, — все трое выпрямились… На них были шляпы, скрывавшие пол-лица, и еще что-то, вроде завернутой наверх черной вуали… Это были люди…

— Отсюда или нездешние? — спросил Серафен.

Брат Туан молчал.

— Местные… — проговорил он наконец. — Помню, один из них сказал: «Не стоит пробовать до полуночи — раньше всегда есть риск, что заявится какой-нибудь возчик, а то и двое… Сделаем лучше так: пройдем по дну канала. Башмаки снимем и повесим на шею.» И они ушли… Не по дороге. Они чуть не наступили на меня в моем укрытии… Я слышал, как они продираются сквозь кусты, как хрустит галька у них под ногами… Я будто окаменел…

Серафен почувствовал, как рука старика слабо шевельнулась под его ладонью.

— Я знаю, ты хочешь спросить, почему я не встал, не отправился в Пейрюи, не поднял тревогу… Но, подумай, ведь я только что проделал путь почти в четыреста километров, по горам, с котомкой за плечами… Я был весь в грязи, одет в лохмотья… Кто угодно — а особенно жандармы — счел бы меня просто помешанным бродягой. И потом — верно ли я понял? Точно ли эти трое замышляли убийство?

— Но… — сказал Серафен. — А на следующий день?

Брат Туан затряс головой, так что у него хрустнули шейные позвонки.

— Не было следующего дня… В горах я подхватил лихорадку… У меня не достало сил даже постучать в ворота обители… Когда монахи вышли, чтобы набрать воды, они нашли меня без сознания, привалившимся к стене…