Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам

Вот это он зря спросил. Потому, что в отличие от Павла, получившего от меня строго дозированный бесстрастный доклад, на него вылилось все, что копилось у меня в душе эти долгие черные дни. И он это безусловно заслужил. Чуть до петли меня не довел этим похищением и последующим молчанием!

— Спокойно, Нини, — он назвал меня старым детским прозвищем. — Спокойно. Давай отложим разбор полетов на потом. Сейчас главное забрать мальчишку. Так что слушай внимательно. Мы сняли самый дальний коттедж в этом городишке. Всего десять километров от Ухабова. Место глухое, рядом лес. Это нам на руку. Из охраны сегодня только трое на ногах. С ними ты справишься. Остальные мертвецки пьяные дрыхнут в биллиардной — моя работа. Пойдешь через черный ход, я оставил его открытым…

— Одна?! А ты?!

— А я пока должен быть вне подозрений, поэтому тоже буду мертвецки пьяным. Не перебивай. Так надо. Потом все объясню. А сейчас я опишу тебе расположение комнат…

Это оказалось совсем просто. Я не ожидала, что судьба, наконец, сменит гнев на милость, и потому была готова к любым ее каверзам. Но все прошло на удивление гладко. Первый охранник сидел на крыльце и как завороженный смотрел на часто падающие звезды, оставлявшие белые росчерки на бархатно-угольном небе. Звездопад. Раньше я никогда не видела ничего подобного. Не увидела и сейчас потому, что бесшумно кралась по дому в поисках нужной двери. Точнее охранника у двери, и прилагающегося к нему комплекта ключей.

Он сидел у телевизора и постоянно щелкал пультом. Вот что меня всегда раздражало в мужчинах, так это их постоянное скитание по каналам. Одна эта привычка в Павле возмущала меня больше, чем все его заглядывания на секретарш, официанток и прочих представительниц романтических профессий. Но сейчас я только приветствовала хобби охранника. Сосредоточившись на быстро меняющихся картинках, он пропустил бы мимо ушей даже топот бешеного слона. За это и поплатился.

Я так и оставила его сидящим в кресле. Только свесившуюся на грудь голову поестественней пристроила на высокой мягкой спинке. Нет, боже упаси, никаких трупов, но отдыхать ему придется как минимум полчаса. За это время я успею… Успею вырубить еще одного амбала, за каким-то чертом завернувшего в эту комнату. Тут надо сказать, что Немов действительно постарался. Амбал даже не шел, он полз вдоль стеночки и практически мне не мешал, так что огрела я его по затылку больше для очистки совести. А потом, лихорадочно тыча в замок все более-менее подходящие ключи, попыталась открыть дверь импровизированной камеры. В конце концов, мне это удалось, и я едва сдержалась, чтобы не расплескать скопившиеся в глазах соленые капли.

Посреди коридорчика на грязном матрасе лежал Пашка и спросонья щурился на свет здоровенной люминесцентной лампы. Первые несколько секунд он даже не мог меня разглядеть. И только когда я подскочила к матрасу и, буркнув «Молчи и делай, что я говорю!», потащила его наружу, мальчишка таки понял, кто перед ним и попытался вырвать руку из моей ладони. Подозревая, что Пашка собирается во всеуслышание заявить, что он обо мне думает, я без церемоний зажала ему рот рукой и буквально на руках понесла к выходу. Это оказалось не так-то просто, мальчишка вертелся ужом, пока не увидел, что несу я его из дома в темный лес. Тогда он начал извиваться сразу двумя ужами.

— Тихо, ты, придурок, — непедагогично шипела я, путаясь ногами в мотке брошенной кем-то проволоки. — Я же тебя домой дурака сейчас отвезу. Правда-правда отвезу. Ну, что ты? Ну, не плачь. Ты же мужик. Настоящий мужик, без балды. Все уже закончилось. Теперь все будет очень хорошо. Честное телохранительное…

Но Пашка никак не мог успокоиться, и я начала опасаться, что придется лечить истерику старым как мир народным способом — холодной водичкой. Но воды поблизости не наблюдалось. Поблизости вообще ничего не наблюдалось, даже в двух шагах. Темно, хоть глаз коли. Боясь уронить пацана, я поставила его на землю и, встряхнув для верности, потащила за руку к оставленной на дороге машине.

Когда приглушенные расстоянием крики достигли наших с Пашкой ушей, я уже садилась за руль, предварительно запихнув мальчишку на заднее сидение. Пропажа была обнаружена, но фора у нас — ни за что не угнаться.

— Ты как, Пашка? — я пыталась поймать его отраженный взгляд, трогаясь с места в абсолютной темноте. Фора форой, а фары включать не рекомендуется.

— Не знаю, — после томительной паузы последовал тихий ответ. — Я… Я еще не понял. Все так быстро…

— Ладно, проехали. Я же говорила, что вытащу тебя.

— Ага… — он как-то странно замолчал. — Вытащила. Спасибо огромное. Только если бы не дядя Штольц… Он так себя называл… Я… меня бы… уже… на запчасти…

Сквозь взвихрившийся в душе холод я ощутила два взаимоисключающих чувства. Одним из которых оказалась ненависть. Мало того, что Виталий устроил мне веселую жизнь, вывалял в дерьме, смоле и перьях, так еще сам оказался в белом фраке. Он, понимаете ли, теперь у Пашки герой! А я…

— Почему ты меня отдала? — наконец, спросил Пашка со всем жаром возмущенной души.

— Потому что твой любезный дядя Штольц попросил! — Кажется, я уже перестала себя контролировать. — Он ведь под дверью не только ругался по-немецки, но еще объяснял мне, что про ход они знают и уже перекрыли его. И еще сказал, что сделает все, чтобы с тобой ничего не случилось. И что обязательно позвонит мне, как только сможет. А потом я тебя заберу.

— Так ты его знаешь? — Пашка задумчиво хмурил брови совсем как Николай Чинаров.

— Знаю, — буркнула я. — И, к сожалению, слишком хорошо.

— А если знаешь, скажи: почему он вообще меня похитил? А потом защищал от этого немца? Потому что он наш разведчик и не может раскрываться?

— Не знаю, Паша. Ничего я в этой жизни не знаю…

Разумеется, любопытного мальчишку, подпрыгивающего на кресле от пьянящего ощущения свободы, не удовлетворил такой ответ. Поэтому оставшиеся до Ухабова километры мне пришлось увертываться от его каверзных вопросов. Когда же машина затормозила возле коттеджа Панфиловых на улице Аистов, он вдруг произнес:

— Я тоже стану телохранителем, когда вырасту. Только никогда, слышишь, Ника, никогда и никому не отдам того, кого охраняю! Лучше пусть нас вместе убьют…

Однако, несмотря на такие решительные заявления Пашка не сумел самостоятельно отойти от машины на каких-то три шага. Ноги его подкосились, и я едва успела уберечь своего подопечного от падения на клумбу. Нервное напряжение сменилось полным упадком и пришлось на руках заносить мальчишку с дом.

Открывший дверь Николай простоял столбом всего какую-то минуту, потом выхватил у меня Пашку и подбросил его к самому потолку. После этого мне пришлось тащить на себе уже двоих: еле передвигающего ноги Пашку и согнувшегося от боли Чинарова, позабывшего на радостях о своих сломанных ребрах.