Мэри Кларк - Розы для возлюбленной

Дело против Скипа Реардона было действительно проведено весьма оперативно. Обвиняемый сам признал, что они с Сьюзен поссорились за завтраком утром в день убийства. Более того, Скип также признал, что в течение предшествовавших нескольких дней они ругались почти непрерывно. Признал он и то, что, вернувшись домой в шесть часов тем злополучным вечером, застал жену у вазы с букетом роз. Когда он спросил, откуда эти цветы, она ответила, что его это совсем не касается. По словам Скипа, он тогда вспылил, заявив ей, что тот, кто прислал эти розы, может продолжать и дальше действовать в том же направлении, ибо он, Скип, так сказать, «выходит из игры». Потом, как утверждал Скип, он вернулся в свой офис, немного выпил и заснул на кушетке. Проснулся около полуночи, пошел домой, где и обнаружил тело жены.

Не нашлось, правда, никого, кто смог бы подтвердить версию Скипа. В газетах достаточно полно печатались протоколы заседаний суда, в том числе и те, что содержали показания Скипа. Прокурор своими наступательными, агрессивными вопросами так запутал обвиняемого, что тот порой стал просто противоречить сам себе. Мягко говоря, в его показаниях не было и намека на какую-нибудь убедительность.

Адвокат Реардона отвратительно подготовил своего клиента к допросу, пришла к выводу Керри. Она не сомневалась, что коли позиции обвинителя были сильны лишь подбором косвенных улик, то для Реардона главным на суде было твердо отрицать сам факт причастности к убийству жены. Этого ему сделать не удалось, более того, жестко и зло проведенный Френком Грином перекрестный допрос привел обвиняемого в столь полное замешательство, что мысль о сколь-либо последовательной защите уже не могла прийти ему в голову. «Нет никаких сомнений, — констатировала Керри, — Реардон сам помог выкопать собственную могилу».

Приговор был вынесен через шесть недель после завершения судебных заседаний. Тогда, десять лет назад, Керри даже сходила на это мероприятие. И теперь, вспоминая тот далекий день, она вновь видела перед собой Реардона: высокого роста, симпатичный, рыжеволосый человек, явно неуютно чувствовавший себя в тюремных одеждах. Когда судья спросил его, имеет ли он что сказать перед оглашением вердикта, Реардон лишь вновь протестующим тоном заявил, что ни в чем не виновен.

Джоф Дорсо сидел рядом с Реардоном в зале суда в тот день. Он был тогда помощником защищавшего Реардона адвоката. Керри его в то время едва знала. За прошедшие с тех пор десять лет Джоф стал солидным адвокатом, специалистом по уголовным делам. При этом Керри так ни разу и не столкнулась с ним напрямую: не случалось ей еще тягаться с ним силами в ночном поединке в суде.

Керри добралась до вырезки, рассказывавшей о вынесении приговора. Статья содержала, в частности, сказанные Скипом Реардоном слова: «Я не виновен в смерти моей жены. Я никогда не причинял ей вреда, ни разу не тронул ее. Я никогда не угрожал ей. Ее отец, доктор Чарлз Смит — лжец. Перед Богом и судом я клянусь, что он — лжец».

Несмотря на шедшее от камина тепло, Керри зябко двинула плечами.

Все знали или думали, что знают: Джесон Эрнотт богат потому, так как имеет деньги, унаследованные от родителей. Сам Эрнотт жил в Элпине уже пятнадцать лет, с тех самых пор, как купил старый дом Холидеев — двадцатикомнатный особняк, располагавшийся на гребне холма и имеющий из своих окон роскошный вид на парк «Пелисейдз интерстейт».

Джесону едва перевалило за пятьдесят. Был он среднего роста, имел жиденькие каштановые волосы, нездоровые глаза и хрупкую фигуру. Он много путешествовал по свету, туманно рассказывал о неких инвестициях, якобы сделанных где-то на Востоке, и обожал красивые вещи. И, действительно, дом его радовал глаз: изысканные персидские ковры, антикварная мебель, прекрасные картины, скульптуры. Будучи гостеприимным хозяином, Джесон умел развлечь гостей. В ответ и его самого заваливали приглашениями всякие великие и менее великие личности мира сего, а то и просто богатые люди.

Джесон был эрудирован, обладал живым умом. Порой он, опять же туманно, пробовал намекать на некие свои родственные связи с древним английским родом Асторов. Большинство знакомых, правда, считали это лишь вполне невинным плодом его воображения. Как бы то ни было, Джесон слыл личностью яркой, человеком немного таинственным и очень интересным.

Чего не знали знакомые Джесона, так это того, что он был еще и вором. Просто никому и в голову не могло прийти хорошенько подумать, почему по истечении более или менее приличного промежутка времени после посещения их домов Джесоном, все они обязательно становились объектом ограбления. Причем грабил все эти дома некто на удивление хорошо знакомый с имеющимися в домах системами охраны. Воровал Джесон не все, он забирал из чужих особняков лишь то, к чему у него была особая слабость. Особенно он любил предметы искусства, скульптуру, драгоценности и ковры. Лишь несколько раз в своей карьере он пошел на то, что вынес из ограбленных поместий почти все. Для этого им специально разрабатывались целые операции по маскировке грабежей под перевозку мебели, нанимались в других штатах целые бригады злоумышленников, обеспечивавших погрузку награбленного в автофургон, который и сейчас стоял в гараже другого, тайного дома Джесона, находившегося в отдаленном квартале Кэтскилз.

В районе того другого своего обиталища немногочисленные его соседи знали Джесона как личность весьма скрытную, не проявляющую ни малейшего интереса к установлению знакомств, к общению. В этот свой второй дом Джесон пускал лишь горничную да при необходимости ремонтных рабочих, но даже эти люди не знали и не могли знать ценности некоторых находившихся в доме предметов.

Если особняк в Элпине отличался изысканностью, то роскошь, скрытая в доме в Кэтскилзе, была просто потрясающей, ибо именно в Кэтскилзе Джесон хранил главное из награбленного — те предметы, с которыми расстаться был просто не в силах. Каждый предмет мебели был здесь сокровищем. На одной из стен, например, прямо над буфетом работы мастера Шератона висела картина кисти Фредерика Ремингтона. На самом же буфете сверкала ваза из коллекции Пичблоу.

Все купленное для поместья в Элпине приобреталось на деньги, вырученные от продажи награбленного. При этом здесь, конечно же, не оставлялось ничего из того, что могло бы вдруг привлечь внимание какого-либо гостя, обладающего фотографической памятью на некогда украденные у него вещи. По поводу любого находящегося в Элпине предмета Джесон мог сказать с легкостью и уверенностью: «Да, красивая вещь, не правда ли? Я приобрел это на аукционе „Сотби“ в прошлом году» или, например «За этим я съездил в округ Бакс, там распродавалось поместье Паркеров».