Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04

Иван ударил еще раз. Затем, со всего маху, еще.

«Близнец» медленно осел на пол.

Серафима поднялась и села на массажном столе. Откинула со лба выбившуюся из прически прядь волос. Посмотрела на Алису. Улыбнулась. Та автоматически улыбнулась в ответ, впрочем, искренне и с охотою, как человек, пришедший по первому зову на помощь и довольный тем, что его труд пошел во благо.

— Спасибо, — произнесла Серафима облегченно, — просто не представляю, что бы я без тебя делала.

— Вы сегодня были в ужасной форме, Сима, — поторопилась та с объяснениями. — Вас, должно быть, что-то гнетет, вы себя совсем запустили. Вам следовало бы приехать с самого утра, право же, это было бы намного лучше. Я смогла бы больше сделать и…

— То, что ты сделала, уже замечательно. Я чувствую себя совершенно другим человеком.

Алиса на мгновение смутилась, Серафима не без удовольствия заметила, как у массажистки порозовели щеки. Надо отдать должное, комплимент ее клиентки был ничуть не преувеличен. После получаса, проведенного на массажном столе, под воздействием крепких, уверенных рук Алисы, она в самом деле преобразилась. Усталость ушла, оставила ее, сейчас Серафима и думать забыла о ней. Конечно, она вернется, спустя какое-то время обязательно вернется, но уже ближе к вечеру, когда все дела будут сделаны, а она свободна, а скорее всего, только завтра. Если будет непогожий день.

— Я мало что сделала, Сима, — ответила массажистка. — Вы все равно неспокойны. То ли чего-то боитесь, то ли…

Алиса не закончила, но Серафима и так ее поняла. И ответила осторожно:

— Да, наверное.

— У вас какие-то проблемы; дома, с мужем, с делами?

Она кивнула. Разгоряченное массажем тело начало потихоньку мерзнуть в холодной комнате. Серафима ступила босыми ногами на пол.

— Нельзя вам так себя запускать, — повторила Алиса уверенно и настойчиво. — Было бы лучше, если б вы и завтра меня посетили.

— Спасибо, — ответила Серафима. Искренность собеседницы не вызывала сомнений, Алиса с охотою делала бы свое дело, даже не побуждаемая к тому денежными посылами. Вглядываясь в лицо массажистки, Серафима находила подтверждения произносимым словам во всем, прежде всего в глазах. Ее глаза не умели лгать, и сейчас они открывали Симе тайны своей хозяйки, те тайны, о которых не принято распространяться вслух.

И оттого тайны эти всегда остаются невысказанными. Лишь глаза, невольные жесты, очень редкие намеки: в повороте головы, в прикосновении, в вырвавшемся сравнении или полунамеке — порой выдают состояние находящегося рядом человека, состояние, близкое к тяжелой, почти неизлечимой болезни.

Серафима вгляделась в ее глаза. И невольно поежилась. Не то от холода комнаты, не то от увиденного в самой глубине их.

И потому, быть может, сама не отдавая отчета в своих действиях, подошла стремительно и резко к Алисе и, обняв ее не то страстно, не то испуганно, все еще чувствуя на себе этот почти невыносимый для нее, непосредственного соучастника этой незаметной драмы, взгляд, прижала к себе, поцеловала в губы.

Мгновение Алиса оставалась безучастной, точно не веря в происходящее. А спустя это мгновение ответила. Задыхаясь от потаенной боли, выплеснувшейся враз наружу, от муки, что терзала ее долгие месяцы знакомства, от страха высказаться, от боязни быть услышанной, от желания поверить в сказку, которую она сочиняла столько дней и недель подряд, безо всякой веры в осуществление.

Алиса обняла ее, вцепилась в полотенце, коим Серафима укрылась от холода, прижалась всем телом, испуганно вздрагивая в ответ на поцелуй, точно боясь, что он неожиданно прервется и растает в холоде комнаты, как легкое дыхание. Принялась покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, не в силах отпустить Серафиму на миг. Зашептала ласковые слова ей на ушко. Заплакала. И снова, в ответ уже, поцеловала в губы, с надеждою, но и с робким неверием — ответит ли снова?

Минута протянулась в полной тишине. Раз только Алиса всхлипнула робко и снова смолкла, боясь шевельнуться, произнести слово, одно из тех, что жаждали сорваться с ее уст.

Серафима отстранилась. Опустила руки. И повернулась к своей одежде.

— Не уходи, — робко попросила ее Алиса. Она так и осталась стоять посреди холодной комнаты, у массажного стола, смотря вслед Серафиме. Веря и не веря в происшедшее.

Она принужденно покачала головой, так ничего и не ответив. Слов не было, Серафима чувствовала, что любое слово, сказанное ею, будет против нее, обернется, возвращенное Алисой, и ударит — неожиданно и больно. И потому молчала, одеваясь и смотря по сторонам, молчала, всякий раз поднимая глаза на недвижную Алису и встречая ее безмолвно вопрошающий взгляд. Лишь кивнула перед тем, как покинуть квартиру, в знак — долгого ли, короткого ли, кто знает — прощания.

Обещанный час прошел, но телефон по-прежнему молчал. Павел находился в своем кабинете, уже с четверть часа он сидел в кресле, просто разглядывая лежащий перед ним аппарат мобильной связи. Он отложил все текущие дела, отослал секретаршу за исполнением мелочных задач, которые могли бы и подождать в любой день, но только не сегодня, поговорил с Антоном по телефону, не уведомляя его о задержке назначенной с ним встречи.

Что-то случилось, раз молчание продолжается. Что-то… но что? Что вообще могло случиться в такой ситуации?

Водитель Караева, секретарша Алексея и Мельников убыли, об этом ему было сообщено ранее, час назад; в доме остались лишь сам Алексей, Караев и чей-то телохранитель, не то Вагита Тимуровича, не то Серафиминого мужа, скорее всего, его шефа. И что же, один человек смог обезопасить двух нуворишей от четырех профессиональных наемников? Хорошо вооруженных и прекрасно знающих свое дело, да еще и имеющих фору в неожиданности. Кроме того, голос утверждал, что все трое находятся у них в руках, иначе он не стал бы звонить.

Так в чем же дело?

Павел снова потянулся к ящику стола, за сигаретами. В последний момент, уже взявшись за ручку, неожиданно резко отдернул руку. Просто вспомнил о пистолете-зажигалке и некоторое время сидел неподвижно, всматриваясь в ручку ящика. И вновь перевел взгляд на мобильный телефон.

Курить расхотелось. Для того чтобы почувствовать отвращение к сигаретам, оказалось достаточным вспомнить о «Вальтере», точно таком же, лежащем в нише за персидским ковром. Или о том, что, быть может, происходит в нескольких десятках километрах от его конторы, в маленьком городке Икше, на самой окраине его, подле шлюзов канала Москва-Волга, по которым почти каждый час проходит по своим делам в ту или другую сторону теплоход.

Из окон усадьбы, если они открыты, слышны далекие гудки невидимого теплохода, подошедшего к перекату, там, за леском. Поздней осенью, когда листва спадает с деревьев, становятся, едва заметно, видны далекие трубы, то поднимающиеся из-за массы голых ветвей, то скрывающиеся за ними. Новый гудок, приглушенный расстоянием, и трубы начинают двигаться в сторону Москвы. Или удаляться от нее.