Светлана Алешина - Из огня да в полымя

Что делать дальше, я не знала. С водителем мне одной явно не справиться. Я не супервумен и не умею ломать мужчинам руки и ноги. Бросать через бедро или спину с помощью какого-нибудь приема – это, пожалуй, у меня могло бы получиться только в случае смертельной опасности. И то не обязательно, может и не получиться…

Но оказалось, что активность очень заразительна. В чем я тут же убедилась. Едва машина остановилась, к ней подбежали оба пожарника, оставив своего раненого на траве, и ринулись в кабину с обеих сторон. Водитель вылетел из кабины, словно кукла. Он не ожидал, что события начнут разворачиваться столь стремительно. Но пока летел на землю, очевидно, успел все оценить и понять. Вскочив на ноги, он не бросился к машине выяснять, почему его остановили и выбросили из-за руля. Он что есть мочи припустил к воротам лагеря. Ворота на миг приоткрылись, и он шмыгнул за колючую проволоку.

Парни-пожарники выбросили из кузова какие-то ящики, тяжело плюхнувшиеся на землю, я помогла им поднять в кузов и положить вдоль борта человека на носилках. Один из них остался наверху, другой бросился в кабину. Мотор заглох и никак не хотел заводиться. Парень выскочил из кабины и начал проворачивать мотор железякой, которую шоферы называют «кривой стартер».

– Кто у вас там? – кивнула я на кузов машины, куда погрузили раненого.

– Генка Сафронов, – ответил пожарник, на миг остановившись. – Пацан еще, без году неделю у нас служит, лез вперед, героем хотел стать. Ну вот, теперь стал… Горящей сосной его придавило. Пока вытащили его, обгорел весь…

– Жив? – спросила я.

– Жив, – вздохнул парень. – Да что толку-то? Вряд ли до больницы довезем… Сильно обгорел. Да заводись же ты, сволочь!

Мотор наконец чихнул, зафыркал, парень рукой нажал на педаль газа, и машина завелась. Он забрался в кабину, и через мгновение машина скрылась за поворотом дороги, скрытой за стеной молоденьких елочек…

«Этот обгоревший парень принимал решения сам, – подумала я. – И теперь никто не знает – выживет ли он. Он не ждал приказов, а действовал. Не повезло? Или это неизбежная расплата за любую самостоятельность и активность? А может быть, все не так, и виною всему самонадеянная глупость этого паренька, мечтавшего стать героем».

Тем временем Григорий Абрамович с московским полковником и милицейским майором приняли решение не предпринимать активных действий и ждать, как будут разворачиваться события дальше. Насколько рациональным было такое решение, судить не берусь, но предложить ничего другого я тоже не могла. Необходимость эвакуировать лагерь понимали все, но как выполнить это решение – вот в чем вопрос. Дело осложнялось отсутствием спецтранспорта для перевозки заключенных. Он давно должен был быть на месте, но ни одна машина до сих пор не пришла. Не знаю, как Григорий Абрамович, а я видела в этом еще одно доказательство вмешательства ФСБ в нормальное течение событий.

Не штурмовать же, в конце концов, этот чертов лагерь! А Кузин нас словно провоцировал на это…

Всеобщая суета поднялась как-то внезапно. Кто-то из командиров получил по рации сообщение, и через мгновение о новости знали все, кто собрался на поляне перед лагерными воротами:

– Полоцкое горит!

Григорий Абрамович на бегу бросил нам:

– Возвращаемся! Быстро!

И мы быстрым шагом устремились вслед за двинувшимися уже в сторону деревни спасателями.

Всех тревожила одна мысль – если горит Полоцкое, это означает, что огонь обошел село справа, и лагерь через некоторое время окажется в огненном кольце.

Село горело с одного края, и огонь перебирался от дома к дому как-то скачками. Каждый дом словно сопротивлялся напору пламени и упорно не хотел загораться, продлевая свое существование… Потом он вспыхивал, и в небо поднимался еще один огромный костер, прокладывая дорогу огню к следующему строению.

Часть семей успели уговорить и вывезти, прежде чем огонь подошел вплотную к Полоцкому. И все равно в селе оставалось слишком много народа, чтобы можно было надеяться, что все обойдется без трагических происшествий… По улицам метались женщины и даже дети. С детьми разговор у нас был короткий, их трудно было только поймать, а там их просто запихивали в фургон и бросались ловить следующего. В фургоне стоял один из наших и следил, чтобы никто не вышмыгнул обратно.

С женщинами так просто было не сладить. Они не хотели отходить от своих домов, пока те не начинали гореть так, что близко стоять было уже невозможно, жар обжигал лицо. Одна сухощавая старуха сопротивлялась двум спасателям так ожесточенно, что они оставили попытки увести ее от только что загоревшегося дома. Она стояла там до тех пор, пока не вспыхнули волосы у нее на голове. На нее набросили кусок какой-то тряпки и уже вялую, как бы сгоревшую вместе со своим домом, увели от огня…

Огонь пробирался по селу, поджигая все новые дома. Усилился ветер, который разносил искры и какие-то горящие лохмотья далеко вперед, создавая опасность, что скорость распространения пожара по селу увеличится… Сложность была еще и в том, что на противоположной стороне улицы дома стояли почти вплотную к деревьям, и спасти их от пламени, когда оно доберется до этих деревьев, не смог бы никто.

Пожар вытеснил из леса полоцких мужчин. Когда они вернулись в село, сделать было уже практически ничего невозможно. Им оставалось только последний раз взглянуть на дом, где прошла вся их жизнь…

Полоцкие мужики плевались, матерились, ругали засуху, правительство, директора своего хозяйства, свою хреновую жизнь и ни в какую не хотели уезжать в Сухую Елань, пока в селе еще не все сгорело. Суетились они много. То принимались поливать один из домов, стоящих на пути огня, водой, приспособив для этого садовый насос, но огонь перескакивал через этот дом на следующий, и их усилия пропадали даром. То бросались вытаскивать все имущество из сельской школы и сваливали его на школьном дворе, но огонь пробрался к школе через школьный сад, вплотную примыкавший к лесу, и куча парт во дворе школы запылала первой, а за ней уже и вся школа. Мужики плюнули и разбежались.

Пожарные машины даже не появлялись на той стороне села, которая уже горела. Приехал на «уазике» какой-то пожарный офицер в медной каске, спускающейся сзади далеко на шею, и, едва взглянув на горящую половину Полоцкого, развернулся и уехал…

– Лес тушить нужно! – нервно крикнул он подбежавшим к нему с вопросами мужикам. – Лес не потушим – все равно погорите!..

…Полоцкое выгорело на одной стороне озера, вокруг которого оно располагалось, очень быстро. На противоположной стороне дома стояли все еще целые, только занавешенные густым дымом. Искры с шипением падали в воду озера, разделяющего село надвое, и гасли.