Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив

— Спокойно! — продолжал по-немецки Фотис. — Я тебя вижу и целюсь в голову. Брось револьвер!

Незнакомец буркнул «гут» и бросил револьвер на пол.

— Подвинь ногой к кухонной двери! — скомандовал Фотис.

Немец послушно выполнил его команду.

— Сядь в кресло лицом к окну!

Немец снова подчинился.

Схватив револьвер, проверив, заряжен ли он, и сняв с предохранителя, Фотис подошел к немцу.

— Ты кто такой?

— А ты? — задал встречный вопрос немец.

— У меня оружие, отвечаешь ты! Кто тебя послал сюда и зачем?

— Мне дали ключи, сказали, надо проверить, какой подходит и…

— И?

— И посмотреть, не забыла ли дама, которая здесь живет, выключить утюг. Она доводится племянницей одному полковнику…

— И только?

Немец пожал плечами.

— Кто тебя послал?

— Я получил приказ.

— От кого?

— Я не знаю, кто он.

— От кого? Я долго спрашивать не стану!

— Да что тебе за дело? — рассердился немец.

— Хочу знать, кто из нашей шайки меня заложил!

Немец поглядел на него с презрением. Какой-то воришка портит ему всю работу!

— Говори! — решительным тоном приказал Фотис.

— Все равно ничего не поймешь. Если я скажу, что меня послал сюда секретный немецкий агент, которого я знаю только по номеру — ну, скажем, ноль тринадцать или ноль семнадцать — какая тебе разница? — В голосе немца слышалась насмешка.

Значит, они пришли сюда из-за утюга. Вот и пригодилась инсценировка! Но поможет ли она снять подозрение с Марианны?

— Ладно! Я против тебя ничего не имею. Ты меня не видел, я тебя не видел. Говоришь, тебя послали на утюг поглядеть. Ну и делай свое дело, а я займусь своим.

Немец встал с кресла и направился к гладильной доске, которую Фотис поставил возле кухонной двери.

В этот момент зазвонил телефон, Фотис непроизвольно оглянулся и тут же ощутил сильный удар по голове. Прежде чем окончательно лишиться чувств, невесело пошутил над собой: «Мало иметь крепкий ум, надо еще иметь крепкий череп».

Довольный своим успехом, немец пошел к телефону, но там уже дали отбой. Глядя на лежащего на полу Фотиса, он собрался звонить Максу.

Антонис видел, как у подъезда дома, где жила Марианна, остановился немецкий автомобиль и из него вышел человек. От него за километр разило гестапо. Антонис тут же стал звонить Фотису, но трубку не брали. Он опять позвонил, и опять ничего. В третий раз ему ответил незнакомый голос. Антонис подождал еще минуты две, думая, что, может быть, Фотис успел выйти из квартиры, но тот не появлялся. И он решил действовать. Взбежав по лестнице на третий этаж, прижался ухом к двери квартиры Марианны. Потрогал ручку — дверь оказалась не заперта, и он осторожно, стараясь не шуметь, открыл ее.

Квартиру Марианны он знал хорошо: входная дверь, за ней небольшой тамбур, внутренняя дверь из матового стекла с рельефными цветами, ведущая в прихожую.

Войдя, он разглядел сквозь матовое стекло силуэт незнакомого человека у телефона, который стоял в углу прихожей, как раз у стеклянной двери.

Сделав глубокий вдох, он решился. Распахнув сильным рывком дверь, ударил незнакомца по голове. Стекло разлетелось вдребезги.

Когда Фотис стал приходить в себя, то первое, что он увидел, был немец, крепко-накрепко привязанный к стулу. «Что такое? Кто получил по башке — он или я?»

— Очнулся? — Антонис вышел к нему из кухни с мокрым полотенцем в руках.

— Да вроде… — улыбнулся Фотис.

— Идти сможешь?

— Попробую. — Фотис с трудом поднялся. — Надо же, чуть голову мне не проломил.

— С ним что будем делать? — Антонис кивнул в сторону немца.

— Нашему брату с комендатурой лучше не связываться! — Фотис незаметно мигнул товарищу, чтобы подыграл ему.

Опять зазвонил телефон.

— Это тебе звонят? — спросил Фотис немца.

— А я почем знаю? — Лицо у него было все в крови от порезов стеклом.

Фотис стал его развязывать.

— Бери трубку и делай свое дело… Мы в ваши дела не вмешиваемся. Узнали вот, что ваша фройляйн уехала, и пришли помочь ей избавиться от лишних вещей. Отвечай же, люди ждут!

Размяв затекшие руки, лысый нехотя поднял трубку и заметно побледнел. Фотису и Антонису было слышно каждое слово его собеседника.

— Что ты там возишься столько времени? Почему не отвечаешь?

— Я только что пришел!

— Что с утюгом? Включен?

— Нет. Он на гладильной доске и…

— Горячий? — нетерпеливо спрашивал Макс.

— Я не пробовал…

— Чего ждешь?

— Погодите, сейчас.

Немец вопросительно поглядел на Фотиса с Антонисом.

— Давай, давай… — шепотом подбодрил его Фотис.

Немец взял утюг и приложил к нему ладонь.

— Теплый…

— Ничего странного в квартире не заметил?

— Нет, — отрубил немец, не спуская глаз с греков и ожидая еще какого-нибудь сюрприза.

— Поищи, нет ли фотографии.

Немец оглядел стены.

— Есть… Молодая женщина…

— Прекрасно! Бери ее и немедленно ко мне. Нашего человека из труппы предупредил?

— Предупредил.

Телефонный разговор был окончен, и во взгляде немца стоял вопрос: «А теперь что?»

— Делай, что приказано! — помог ему Фотис. — И если ты разговаривал со своим ноль тринадцать или ноль семнадцать, советую не заикаться о своих приключениях, а то тебя даже девки из борделей засмеют, если узнают, что двое домушников вывеску тебе разукрасили.

— За нас не опасайся, мы — молчок, — добавил Антонис.

— А я — тем более! — вздохнул немец.

— Помоги ему умыться. Посмотрим, где он порезался, — сказал Фотис.

Когда немца отмыли, оказалось, что, хотя крови вытекло много, порезов всего два: на подбородке и на щеке.

— А теперь выполняй, что хозяин приказал.

— Он велел взять фотографию. Можно?

— Нам-то что? Бери!

— А вы? — с недоверием произнес немец.

— Что — мы? Ты же видишь, мы тебе подножек не ставим. Извини, конечно, за грубое обращение, но, сам понимаешь, в комендатуру не больно-то хочется.

— Не похожи вы на воров, — заметил немец.

— Благодарю, герр камарад!

— Я могу идти?

— Только после нас. Ты уж извини, мы тебя опять свяжем, но не очень крепко, чтобы ты смог минут через пять выпутаться. — Фотис стал опять привязывать его к стулу. — И револьвер тебе оставим, нам эти железки ни к чему.

Немец не возражал, считая, что легко отделался. В конце концов, пусть 013 сам ломает себе шею. Майор был зол не только на Макса, но и на всех, чьи приказы ему приходилось выполнять. Он их просто не переваривал. Он хоть и служил в гестапо, но был из тех, чья фамилия пишется с приставкой «фон», и помнил унижения, которые пришлось претерпеть от национал-социалистов в первые годы их прихода к власти. Они поначалу отстранили кадровых военных, особенно из аристократических семей. Однако, когда началась война, они тут же понадобились для укрепления вермахта.