Иван Жагель - Страна игроков

– Вы говорите о руководстве газеты так, словно вы сами не входите в редколлегию! – оборвал его Семипалатинский.

– Теперь уже нет! Потому что, выслушав все, что здесь говорилось, нормальный человек должен уйти! Что я как раз сейчас и сделаю. Заявление об увольнении я вам принесу…

Последние слова Хрусталев произнес, уже пробираясь между стульями по направлению к выходу.

– Слава богу! Наконец-то! – сказал ему вслед Семипалатинский и уже в зал бросил: – Спокойно, спокойно! Давайте продолжим…

Однако после выступления Романа дискуссия вообще сбилась на частности. Одни сотрудники обвиняли секретариат редакции в предвзятом отношении к их статьям, другие сетовали, что в «Трибуне» существуют запретные темы.

Ребров уже давно привык к подобному выяснению отношений между коллегами, и поэтому особо не прислушивался к их словам. Не очень взволновал его и демонстративный уход Хрусталева – это когда-нибудь должно было случиться. Зато все мысли Виктора занимал сейчас человек, сидевший чуть впереди.

Это был собственный корреспондент «Народной трибуны» по Северному Кавказу Казбек Кадзати. Его корпункт находился в столице Северной Осетии городе Владикавказе, но писал он о событиях во всем регионе и делал это очень неплохо.

Ребров знал Кадзати, но не близко. Их как-то представили друг другу в коридоре, и пару раз они в кругу коллег пили чай в редакционном буфете. Виктор вдруг подумал, что этот очень спокойный и даже флегматичный парень с густыми, черными усами и смуглой кожей может оказать ему неоценимую помощь.

После летучки Ребров подошел к нему в коридоре.

– Привет. Мне нужно с тобой поговорить. Ты мог бы зайти ко мне минут на пять?

Кадзати кивнул.

Пока они поднимались на шестой этаж, в комнату Реброва, Казбек молчал. На его лице не проявилось даже легкого любопытства. Казалось, если бы сейчас Виктор, так ничего и не объяснив, попытался выпроводить Кадзати из своей комнаты, тот и в этом случае не выразил бы никакого удивления.

– Месяцев пять назад я написал статью о компании «Русская нефть», предложив коллеге сигарету и закуривая сам, стал рассказывать Ребров, когда они уселись в креслах у окна. – А на следующий день президент компании якобы покончил жизнь самоубийством. Вокруг материала был большой скандал, а у меня – большие неприятности. Говорили, что статья – заказная. Меня даже вызывали в прокуратуру… Возможно, ты слышал об этой истории?

– Да, – односложно ответил Казбек, видимо не считая нужным разбрасываться словами.

– Прекрасно, – продолжил Виктор. – Так вот, после этого произошло много событий. Бывшего вице-президента «Русской нефти» вскоре застрелили. А еще один вице-президент, которого зовут Георгий Дзгоев, до сих пор где-то скрывается… Как мне удалось узнать, этот Дзгоев родился и вырос в твоем родном Владикавказе. И, говорят, сейчас он прячется где-то на Северном Кавказе, может быть даже у вас, в Северной Осетии.

– Нет, не в Северной, а в Южной, – невозмутимо поправил его Кадзати.

Ребров поперхнулся дымом и закашлялся.

– Ты это точно знаешь? – наконец недоверчиво спросил он.

– Об этом у нас весь город знает. Братья Георгия – очень известные бизнесмены во Владикавказе. Эта семья – всегда на виду…

– Почему же тогда следователи не могут добраться до Дзгоева, если всем известно, что он скрывается в Южной Осетии? Я знаю, что люди из российской прокуратуры ищут его с тех пор, как он исчез.

– Потому, что Южная Осетия входит в состав Грузии, а не России, и российские следователи не могут туда поехать.

– Но ведь российская прокуратура может попросить грузинские власти, чтобы те разыскали Дзгоева, так? – спросил Виктор.

– Нет, – невозмутимо покачал головой Кадзати. – Грузинские власти ничего не могут делать в Южной Осетии, так как она всегда хотела объединиться с Северной, а значит, войти в состав России. Поэтому российские власти выражают недовольство, когда Грузия распоряжается в Южной Осетии, как у себя дома.

Эти логические построения явно казались Кадзати совершенно очевидными, но у любого другого человека, далекого от проблем Северного Кавказа, они способны были повредить разум.

– Значит, раз Дзгоев прячется в Южной Осетии, то он недоступен ни русским, ни грузинским властям и, вообще, добраться до него невозможно? уточнил Ребров.

– Почему? – удивился Казбек. – Георгий часто бывает во Владикавказе.

– Тогда почему следственная бригада не может приехать к вам в город и перехватить его там? – начал выходить из себя Виктор.

– Потому что старший брат его жены работает в милиции и Георгий всегда знает, когда за ним приезжают. Кстати, его двоюродный брат тоже какой-то милицейский начальник.

– А ты не мог бы поговорить с Дзгоевым?

– Нет, – решительно покачал головой Кадзати.

– Послушай, я сейчас на себя наложу руки! – взмолился Ребров. – Все знают, где находится человек, но поговорить с ним никак нельзя!

– Почему нельзя?! Можно. Но если он сам этого захочет. Я не могу его найти, но могу сказать братьям Георгия, что ты хочешь с ним поговорить. Они передадут об этом Георгию, и он уже сам решит: надо ему встречаться с тобой или нет?

– Тогда ты обязательно должен это сделать! – Ребров схватил Казбека за руку.

В смутные времена экономических реформ правительственных чиновников в России меняли почти так же часто, как ценники в магазинах. Поэтому, когда появились сообщения об освобождении от занимаемой должности вице-премьера Владимира Шелеста, это вызвало в средствах массовой информации меньший резонанс, чем первый снег, в одну ночь заваливший московские улицы уже в середине ноября и ставший причиной множества дорожных аварий.

Правда, некоторые газеты попытались покопаться в этой истории с увольнением поглубже, найти здесь что-нибудь скандальное, но ничего, кроме неясных слухов и бездоказательных домыслов, выжать им не удалось. К тому же премьер заявил, что он всего лишь удовлетворил просьбу Владимира Шелеста, а сам Шелест в одном из интервью прокомментировал событие следующим образом: устал и после многих лет на государевой службе хотел бы попробовать себя еще где-нибудь.

В общем, историю спустили на тормозах. Тем более что трагедии для страны в уходе с работы всего одного чиновника не было никакой, ну а о личной драме смешно было даже говорить: бывшие члены правительства всегда устраивались очень неплохо. Как-то так получалось, что к моменту увольнения с государственной службы, даже если она продолжалась всего полгода – год, чиновники уже успевали создать под себя частный банк, финансовую компанию или, на худой конец, какой-нибудь фонд.