Иван Жагель - Страна игроков

– Спасибо, – сказал Виктор. – А когда я могу переехать?

– На следующий день после того, как заплатите за месяц вперед. А лучше – за два… Мне ведь только собрать белье…

Ребров достал деньги и, отсчитав нужную сумму, протянул старику:

– Это – за два месяца.

– Значит, завтра можете и переезжать. Только… вы позволите мне иногда приезжать за книгами или за какими-то вещами? Я обязательно буду предварительно предупреждать вас по телефону о своем визите.

В комнате повисла какая-то неловкость.

– Конечно-конечно, – поспешил заверить его Ребров.

Потом старик водил Виктора по квартире, показывал, где перекрывается газ, вода, как ставить на место постоянно отпадающую дверцу платяного шкафа и что делать, если будет гаснуть лампочка в торшере у дивана. Квартира и все вещи в ней состарились вместе с хозяином, и он знал болезни и нравы каждой из них. В самом конце этой грустной экскурсии старик показал свою коллекцию пластинок, оказавшуюся настоящим кладом.

– Вы можете слушать их, только, прошу вас, будьте осторожны. Давайте я вам покажу, как включается проигрыватель.

Он достал пластинку. На конверте была большая фотография Сергея Рахманинова.

Ребров любил этого композитора и неплохо знал. В юношеские годы Виктор учился в музыкальной школе, во всяком случае до тех пор, пока не умер отец и семья могла оплачивать занятия. А так как учитель сольфеджио в его классе был страстным почитателем Рахманинова, то он часто ставил для своих учеников записи романсов, сонат, опер, фортепьянных концертов одного из самых великих русских композиторов. Но то, что Ребров услышал сейчас, было неожиданным и очень волнующим.

Старик опустил иглу на вращающуюся пластинку. Несколько секунд было тихо, лишь слегка потрескивало в динамиках, а затем комнату стало наполнять что-то тревожное. Это было похоже на раскаты приближающейся грозы, которые ты еще не слышишь, но уже чувствуешь. Волнующий звук постепенно нарастал, и Виктор понял: поет хор.

– Это – Рахманинов. Его Литургия Иоанна Златоуста, – вздохнул старик и с грустным видом уставился в окно.

– Послушайте, – сказал Виктор, – если вы жалеете, что вынуждены сдавать квартиру, то скажите об этом прямо. Я уйду. Вы можете даже оставить себе деньги… ну те, что я вам дал. Но через какое-то время вам все равно придется решать свои проблемы. Жить-то вам не на что…

– Нет-нет, вы меня неправильно поняли, – засуетился хозяин. – Я ни о чем не жалею. Просто, этот вид… плюс Рахманинов… Грустно! Я подумал о нашей прекрасной, но безумной стране. Удивительно, как могли люди, создавшие такую великую архитектуру, такую великую музыку, так легко принести все это в жертву, поверив коммунистическим вождям?! Как мы можем жить без Бога в душе, без любви к своей стране до сих пор?!

На следующий день Ребров по пути на работу завез на свою новую квартиру пару сумок с вещами. Ключ он взял у старика еще вчера, но на всякий случай позвонил в дверь. Ему никто не ответил, и он открыл ее сам. Пустые полки в платяном шкафу подтвердили, что старик уже уехал. На столе в гостиной лежала записка, а в ней всего три слова: «Желаю Вам счастья!»

Часов в восемь вечера Ребров позвонил Лизе. Набирая номер, он размышлял о громадном количестве условностей, доводящих до абсурда и без того достаточно бессмысленное человеческое существование.

Формально Лиза все еще продолжала оставаться его женой, хотя уже давно жила с другим мужчиной. И чтобы ликвидировать этот очевидный нонсенс, нужно было пройти через неприятные, длительные административные процедуры, на которые у современного человека просто не хватало времени. Виктор подумал, что, наверное, проще было бы принять мусульманство, чтобы потом выйти с Лизой на перекресток и дружно сказать три раза: «Он мне не муж, она мне не жена!» Таким образом они сэкономили бы уйму времени.

Ребров специально подгадал так, чтобы «друга детства» еще не было дома, а жена уже пришла с работы. Его расчет оказался верен.

– Алло?! – прозвучал в трубке слегка запыхавшийся голос Лизы.

Как когда-то, в нем послышались дружелюбие, улыбка, ожидание. Но лишь только она узнала, кто звонит, все светлое и радостное в ее голосе мгновенно погасло.

В свое время Ребров мучительно пытался понять, почему с тех пор, как начались исчезновения жены по вечерам, она стала относиться к нему так, будто он в чем-то виноват. Наконец Виктора осенило, что Лиза просто пытается переложить свою вину за их несложившиеся семейные отношения на него. Это, конечно, было глупо, и вначале он что-то доказывал ей, спорил, говорил, что нет никакого смысла оставлять за собой руины, даже если кто-то в чем-то виноват. Ведь было же в их жизни и что-то хорошее. Однако потом он просто замкнулся, стараясь не реагировать на обидные выходки жены.

И сейчас, услышав деревенеющий голос Лизы, Виктор поспешил перейти к делу.

– Я нашел себе новое жилье, – сказал он. – И уже фактически перевез туда все свои вещи. Так что нам надо как-то пересечься, чтобы я отдал тебе ключи от твоей квартиры.

На другом конце провода возникла напряженная тишина.

– Хорошо, – наконец выдавила Лиза голосом человека, не сомневающегося, что ему подложили свинью, но он еще не понял какую.

– Кстати, тебя не смущает, что мы до сих пор не подали заявление о разводе? – поинтересовался Ребров. – Люди мы, конечно, занятые и без предрассудков, но все же… И как к этому относится твой «друг детства»?

– Я тебе много раз предлагала сходить в загс, – перешла в наступление Лиза, – но у тебя то времени нет, то еще что-то…

– Да, здесь есть и моя вина, – покорно согласился он. – Но давай все-таки решим наши проблемы поскорее. Ты не могла бы, скажем, завтра найти для этого время?

– Для этого я, безусловно, время найду, – изображая высшую степень удовлетворения, подтвердила она.

Договорились встретиться на следующий день в двенадцать часов дня у районного загса. Виктор пришел пораньше, чтобы не дать поводов для новых обвинений, и стал свидетелем торжественного прибытия Лизы на уже знакомом ему серебристом «мерседесе». Только теперь за рулем сидел не «друг детства», а какой-то другой мужчина – очевидно, шофер.

Сухо поздоровавшись, они молча вошли в здание. При этом Лиза изображала женщину, которая идет спасать свою честь. Однако ее потрясающую игру опять некому было по достоинству оценить: длинный коридор со множеством пронумерованных дверей оказался в этот момент абсолютно пуст, а для работницы загса, принявшей от них заявление, развод супругов был такой же обыденной процедурой, как для повара – чистка картошки. Даже Виктору показалось, что эта дама с рыбьими глазами могла хотя бы для приличия слегка улыбнуться и поинтересоваться, насколько серьезно они подумали над своим ответственным шагом.