Анна Данилова - Приговоренный к жизни

– Боже! Зачем?!

– Он хотел знать, доставит ли это известие ей боль, любила ли она его все эти годы. То, что смалодушничала и даже не пыталась его увидеть, – это одно… Но вот его не стало. Что она испытает – боль или облегчение?

Мне было его заранее жаль. Я-то знал, что она за человек. Я попытался его отговорить от этого эксперимента, но он уперся. Никогда еще я не видел, чтобы он так переживал…

– Какой кошмар! И что было дальше?

– Я поставил свой телефон на громкую связь и позвонил Инге. Сказал, что Матвею стало очень плохо, что, вероятно, у него снова боли в спине, что у него судороги, что его нужно срочно отвезти в больницу… И про деньги сказал на врачей, на лекарства, словом, убедил ее в том, что Матвей обречен и что только от нее зависит, сколько он еще протянет…

Матвей сидел весь белый и слушал, что она ответит. А она сказала всего лишь одну фразу: «Хоть бы поскорее закончился этот ад… Потом позвонишь мне…»

– И это все?

– Почти. Потом она перезвонила мне, Матвея уже рядом не было, он рыдал в своей спальне… И это хорошо, что он не слышал, как она просит меня похоронить сына. Как собаку. В саду. И поставить табличку с именем «Марта».

Ирена почувствовала, как у нее начинает кружиться голова. Ей реально стало дурно.

– Так вот для кого был этот гроб… Вы собирались закопать пустой гроб в саду… А мы вам помешали, и вам пришлось его сжечь…

– Да, все так и было… Вот такие дела, – вздохнул Григорий. – В тот день он потерял мать. И это не она похоронила его, а он – ее. Хотя самое главное в этой истории, как вы уже, наверное, поняли, еще впереди. Это шоу, которое Матвей с Леной помогли организовать Журавлеву, откроет глаза на тех, кто считает себя хорошими журналистами, профессионалами в своем деле. Пусть люди увидят и услышат эту историю из уст самих участников. Всех тех людей, которые окружали Матвея все эти годы, кто помогал ему не только выжить, но и стать человеком.

– А Лена… Господи, теперь я понимаю, почему она все хранила в тайне.

– Они продумали все! Все телефоны, ноутбуки, все было зарегистрировано на меня и мою жену. У них была своя система связи… Поскольку Матвей сам себя в шутку называл Квазимодо, то и ник придумал – «Гюго»… Они до последнего все скрывали, боялись, что все сорвется…

Но я не сказал вам главного: они поженились. В апреле. Лена беременна, их расписали, в Москве…

– Невероятно… Честное слово, Григорий, даже и не знаю, как все это осмыслить… Леночка беременна… Это шоу… Значит, вы всех собрали? Доктор Желтков, ваша сестра, Антон? Неужели и они тоже приедут на это шоу?

– Ирена, они едут в соседнем купе и только и ждут, когда я позову их к нам сюда…

– Так зовите же их поскорее!

– Я позову, прямо сейчас. Я знаю, уверен, что они расскажут всю правду. Предполагаю, что Матвей пригласил на эфир и доктора Соболева, того самого, который делал ему операцию на позвоночнике. Вот только я… сам… Не представляю себе, как приду туда и на глазах миллионов зрителей буду рассказывать все это, как буду предавать человека, женщину, Ингу… Ведь она все это сделала ради любви, ради мужчины…

– Она делала это ради себя, Гриша. И вы не должны сомневаться, колебаться… Вы все делаете правильно!

– Я боюсь встретиться с ней глазами, понимаете? Мне кажется, что, когда я увижу ее, такую сияющую, нарядно одетую и ничего не подозревающую… Этот эфир убьет ее!

– Не бойтесь, с ней будет все в порядке. У нее толстая кожа, разве вы этого еще не поняли? Вспомните, что они сделали с Ларисой Тунцовой… Ее уже похоронили, остались дети-сироты… Мало ли таких историй?.. Ну, давайте же, зовите своих друзей! Мне просто не терпится с ними познакомиться!

Он назвал его имя. Григорий Брушко. Он должен идти. В гримерке его окружали знакомые, родные лица. Все нервничали, были напряжены. Одна большая семья, где все любили Матвея как сына, брата, мужа. Там же, в студии, он увидит сейчас ее, Ингу…

Он медленно шел по коридору за девушкой, ассистенткой Журавлева, и зрение стало отказывать ему. Все расплывалось перед глазами. Горло словно свело судорогой.

Распахнулась дверь. Словно в ад. Мощный прожектор оставил его на мгновение наедине с самим собой, с его сомнениями, затем перед его мысленным взором пронеслись все эти годы, наполненные страданиями, болью и огромной любовью к мальчику, за которого он готов был отдать жизнь.

– Сынок… – прошептал он, и силы вернулись к нему, мысли стали ясными, все приобрело смысл. – Сынок…

Он бодрым шагом подошел к сидящему на белоснежном студийном диванчике Матвею, одетому с иголочки молодому человеку с бледным одухотворенным лицом, и крепко его обнял:

– Сынок!