Энн Грэнджер - Убийство в приличном обществе

Она замолчала и посмотрела вниз. Я ждал, когда она возьмет себя в руки, и живо представлял себе описанную ею сцену. Я знал, что чувствовал бы сам, если бы так же пропала Лиззи.

— Мистер Бенедикт выказал большое самообладание, — продолжала мисс Марчвуд. — Он налил Ангелису бренди, чтобы тот немного успокоился.

— Ангелис заявил в полицию? — спросил я.

— Да, в полицейский участок на Литтл-Вайн-стрит, Он не знал, что еще можно предпринять. Мистер Бенедикт поблагодарил его за старания и за то, что тот обратился в полицию. Он сказал, что Ангелис все сделал как надо. По-моему, мистер Ангелис немного беспокоился… — Она осеклась и бросила на меня смущенный взгляд.

— Не все любят, когда полиция вмешивается в их семейную жизнь, — кивнул я. — Я понимаю.

Мисс Марчвуд вздохнула с облегчением:

— Да, вот именно. Как вам известно, начинаются пересуды. Но, учитывая обстоятельства, мистер Ангелис взял на себя обязанность сообщить обо всем им… то есть вам. Потом, когда он все нам рассказал, он поспешил назад, в Эгам, чтобы успеть на последний поезд до Лондона. Возчик, который привез его в «Кедры», ждал его у ворот. Наверное, мистер Ангелис понес большие расходы. Но, кажется, мистер Бенедикт вышел и спросил, какова общая сумма; видимо, он все оплатил. То была самая ужасная ночь в моей жизни! Я не могла заснуть и знаю, что мистер Бенедикт всю ночь просидел у себя в кабинете. Он сидел и ждал. Утром в воскресенье он поехал в Лондон и сразу же пошел в участок на Литтл-Вайн-стрит… Остальное вам известно.

Она все больше теряла самообладание; ее била дрожь.

— Понимаю, как вам сейчас тяжело. — Я постарался говорить как можно более сочувственно. — Но, хотя мы уверены, что убийца не собирался ее грабить…

Мисс Марчвуд вздрогнула и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

— Все украшения миссис Бенедикт остались при ней, — объяснил я. — Однако мы не нашли ни кошелька, ни сумочки. В тот день у нее было с собой что-то в этом роде?

— Сумочка? — Мисс Марчвуд потрясла головой, как будто что-то попало ей в ухо. — Не было сумочки? Но ведь… — Мой вопрос привел ее в полное замешательство. Наконец она не без усилий продолжила: — Да, при ней была маленькая замшевая розовая сумочка на шнурке. Она носила ее на запястье… Там лежало немного денег, носовой платок, флакон нюхательных солей и брошка; то есть брошку она взяла с собой в Лондон, но оставила ее у Тедески, ювелира, как я вам уже сказала. Не знаю, почему вы не нашли сумочку, инспектор. Вы должны были ее найти… — Она снова задрожала. — Аллегра носила ее на запястье… Боже мой, какой ужас!

Последняя подробность сломала ее окончательно. Я решил на время прекратить беседу и попросил ее позвать Гендерсон, личную горничную хозяйки, чтобы я мог кое о чем ее спросить.

Гендерсон оказалась унылой особой среднего возраста с красными, заплаканными глазами.

— Ужас, просто ужас, сэр! Клянусь, с тех пор, как это случилось, мы все не сомкнули глаз. Ну кто бы мог подумать? Бедная миссис Бенедикт! Она была такой доброй!

— В то утро, когда вы помогали ей одеваться, она была в обычном настроении?

— О да, инспектор! Более того, у нее было очень хорошее настроение. По-моему, ей не терпелось поехать в Лондон. Я скрепила ей прическу дополнительными шпильками, чтобы волосы не растрепались, когда она будет вдали от дома.

— Как вы думаете, миссис Бенедикт была счастливой женщиной?

Гендерсон ошеломленно посмотрела на меня:

— С чего же ей не быть счастливой, сэр? У нее были красивые платья. Заботиться о них было истинным удовольствием.

— Мистера Бенедикта можно назвать щедрым мужем?

— О да, сэр. Она получала все, что хотела. Стоило ей только пожелать… и он ей все покупал.

— А свои деньги у нее были?

Мой вопрос как будто обеспокоил Гендерсон.

— Н-ну… да, сэр. У нее, точнее сказать, были деньги на булавки. А больше я ничего не знаю. — Ее некрасивое лицо сморщилось, по пухлым щекам потекли слезы. — Ах, что же мне теперь делать?

Она, как и мисс Марчвуд, лишилась хорошего места и понимала, как трудно будет в ее возрасте найти другое.

Мы с Моррисом вернулись на станцию пешком. Спустившись с холма, мы прошлись по городку. Прогулка оказалась приятной, и мы успели обменяться полученными сведениями.

— Все слуги уверяют, что им очень хорошо живется в «Кедрах», — сказал Моррис. — Они очень огорчены. Кажется, все они очень любили миссис Бенедикт.

— Я слышал то же самое. Невольно напрашивается вопрос… Как насчет самого Бенедикта, их хозяина? Ему они сочувствуют? У вас сложилось впечатление, что его любят так же, как любили жену?

— Ему очень сочувствуют, сэр. Может быть, не так… — Моррис замялся и стал безуспешно подыскивать нужное слово. — У меня сложилось впечатление, что его все очень уважают, но, так сказать, побаиваются. Может быть, его не любят так, как любили ее.

Мы увидели доказательства большой любви прислуги к хозяйке, но не к хозяину.

— По мнению слуг, семейная жизнь Бенедиктов была удачной?

Моррис ответил не сразу:

— Кухарка сказала, что у них была «хорошая» семья. Так она и выразилась. Сказала, что мистер Бенедикт был очень высокого мнения о своей супруге.

Все совпадало с тем, что сообщила мне Гендерсон.

— А она тоже была высокого мнения о муже? Как им кажется, она любила мужа?

Моррис покраснел:

— Насчет любви не знаю, сэр. Да и как тут ответишь? То есть, понимаете, в приличном обществе не принято проявлять свои чувства при посторонних…

Верно; я не мог представить, чтобы Себастьян Бенедикт отличался игривым поведением, при посторонних или наедине с супругой. Но люди, постоянно живущие в доме, всегда знают об отношениях хозяев. Гендерсон, личная горничная Аллегры Бенедикт, не сомневалась в том, что Бенедикт любил жену. Меня все больше притягивала личность жертвы.

— Как слуги говорят о покойной? — спросил я.

— Очень спокойная леди, держалась всегда достойно… Вот все, что они говорили. Она любила музыку, прекрасно играла на пианино. Бывало, часами сидела и играла для себя.

Последние слова встревожили меня. Что случилось с живой, умной и веселой восемнадцатилетней итальянкой за девять лет брака? Она превратилась в тихую и достойную британскую матрону, которая сидит одна в своем салоне и играет для себя на пианино… Что погасило горящий в ней огонь?

— А вам каким показался муж, сэр? — спросил Моррис.

— Он немного чудной, — признался я. — Не сомневаюсь, что жену он любил и неподдельно расстроен. Но похоже, он был одержим ее красотой. Мне показалось, что он был бы так же расстроен, если бы лишился какой-нибудь дорогой картины или статуи. Моррис, мне кажется, что, с точки зрения миссис Бенедикт, очень скучно, не сказать уныло, иметь мужа, который любит вас только за вашу красоту, видит в вас не человека, a object d’art [2] Обжедар — произведение искусства (фр.). . Он не любит вас ради вас самой, со всеми вашими недостатками. Кроме того, когда они поженились, ей едва исполнилось восемнадцать, хотя познакомились они еще раньше, когда ей было четырнадцать. Он на пятнадцать лет старше. Кажется, брак был устроен ее отцом и Бенедиктом. Сам Бенедикт, по-моему, не похож на человека, способного влюбить в себя юную девушку.