Джейн Кейси - Пропавшие

Я молчала, а она наклонилась вперед и легла грудью на грязную пластиковую столешницу.

— Решать вам, Сара. Вы можете говорить со мной, можете не говорить. Я могу написать и без вас. Или… — и она улыбнулась, — могу пойти прямиком к вашей матери.

— Нет, не надо, — встревожилась я. — Не впутывайте в это ее.

— А почему бы нет? У нее могут быть ценные для меня догадки. — Кэрол откинулась на спинку стула. — Вы же знаете, как ваш отец покончил с собой, Сара…

— Это был несчастный случай.

Она ухватилась за это.

— Несчастный случай, который обеспечил вас с матерью на всю оставшуюся жизнь. Кругленькая сумма страховых денег. С тех пор вашей маме не было нужды работать.

Это верно, нужды такой не было, но ей от этого легче не стало. Я поднялась и схватила сумку, слишком разозлившись, чтобы говорить.

— Прежде чем вы отсюда уйдете, подумайте вот о чем, — сказала Кэрол. — Если вы станете со мной сотрудничать, мы мирно побеседуем, и я представлю вас ангелом. Я даже не назову вашего имени. У вас есть шанс избежать недоразумений. Я получаю славный материал, интересный широкой публике, который хорошо пойдет в воскресных газетах. Думаю, для него очень подойдет «Санди таймс». Может, «Обсервер». В любом случае что-нибудь высококлассное.

Я колебалась, раздираемая противоречиями. Кэрол я не доверяла. С другой стороны, я понимала: она вполне может представить меня в дурном свете.

— Я старательно оберегала свою частную жизнь. Не хочу, чтобы меня фотографировали. Не хочу, чтобы кто-то мог узнать меня по статье.

— Разумеется… с этим сложностей не будет. Ну подумайте, — улещала она, — вам решать.

Вообще-то не мне. Я знала, что следовало бы послать ее куда подальше. И ничего хорошего из беседы с ней не выйдет — это я тоже знала. Но я не могла рисковать.

Я обреченно снова села на край стула.

— Что вы хотите знать?

Запах школы в первый день нового учебного года: меловая пыль, свежая краска, дезинфекция, новые книги. Перед классом стоит моя новая учительница — новая для класса и новая в школе, — высокая и стройная, с очень короткими темными волосами и зелеными глазами, и зовут ее мисс Брайт.

Наконец весь класс в сборе, и я начинаю ерзать, возбужденная и немного взволнованная. Папа купил мне школьный портфель, а в пару к нему пенал с Красавицей из «Красавицы и Чудовища» на нем, и я замечаю, как Дениза Блекуэлл смотрит на них, садясь рядом со мной. Я поворачиваюсь к ней и улыбаюсь. Я всегда хотела дружить с ней. У Денизы почти белые волосы, крохотные сережки-гвоздики, которые поблескивают у нее в ушах, и грациозная, носки в стороны, манера стоять.

Вместо ответной улыбки Дениза минуту смотрит на меня в упор, затем отворачивается и начинает шептаться с Карен Комбс — с Карен, у которой постоянно течет из носа и которая описалась в первый школьный день. Я понимаю, шепчутся они обо мне: Карен наклоняется и разглядывает меня, пока Дениза что-то ей говорит. Я хмурюсь и опираюсь лбом на руку, заслоняя лицо.

Кто-то подходит и останавливается у моей парты: мисс Брайт.

— О Боже. Тебе уже скучно? Не очень-то хорошее начало. Такое впечатление, будто ты сейчас уснешь. Ну же, сядь прямо. Сделай усилие.

Весь класс смеется, чуть громче, чем нужно, надеясь понравиться мисс Брайт. Я смотрю на свои колени, свесив волосы.

— Как тебя зовут, соня?

— Сара Барнс, — очень тихо отвечаю я.

Мисс Брайт стоит секунду, ничего не говоря. Затем похлопывает меня по руке.

— Не тревожься. Просто постарайся не отвлекаться, хорошо?

Я поднимаю голову и вижу, как она возвращается на свое место. Лицо у нее красное, словно от смущения. Минуту я не могу понять, в чем дело, а потом до меня доходит. Ее просили быть со мной поласковей из-за Чарли.

Я больше не такая, как остальные. Другая.

На перемене я спрашиваю, нельзя ли мне остаться в классе. Я говорю мисс Брайт, что неважно себя чувствую, и она разрешает. Я сижу, положив голову на руки, пока все остальные уходят поиграть на улицу. Я затуманиваю блестящую поверхность парты дыханием. В классе тихо, только тикают часы на стене. Я остаюсь в классе и на большой перемене. Все идут в столовую поесть, а потом на улицу — играть. Я слышу, как они там смеются и кричат.

Когда звонок возвещает окончание уроков, я поднимаюсь и вместе с другими встаю в очередь к двери. Я чувствую, как все смотрят на меня. Я смотрю на свои руки, сжимающие ручку новенького портфеля, пока мисс Брайт не открывает дверь.

Мама опаздывает. Другие родители тоже задерживаются, и все дети вокруг меня играют в догонялки, прыгают, смеются и кричат во все горло. Я не отрываясь смотрю на школьные ворота, где должна появиться мама. Как только я вижу там темноволосую голову, сердце у меня подпрыгивает, но каждый раз это не она. В итоге я подхожу к воротам, чтобы в поле зрения оказался больший участок улицы, затем проскальзываю наружу. На игровой площадке слишком шумно: у меня болит голова.

Но, выйдя за ворота, я понимаю, что совершила ошибку. Дети, включая и моих одноклассников, безнадзорно толкутся вокруг. Ко мне подходит Дениза, следом за ней Карен. Я не могу ни вернуться на игровую площадку, ни убежать. Слишком поздно. Дениза наклоняется чересчур близко ко мне и тихо произносит:

— Думаешь, ты особенная, да?

Я качаю головой.

— Из школы прислали о тебе письмо. Нам велели не обижать тебя. — Лицо у Денизы злое, глаза прищурены. — Ты плакала, когда твой брат убежал?

Я не знаю, как правильно ответить.

— Да, — наконец отвечаю я.

— Плачь, малышка, — шипит Дениза, и Карен начинает смеяться.

— Нет, не плакала, — в отчаянии говорю я. — Я не плакала. Не особенно.

— Неужели тебе наплевать на брата? — Это уже Карен. — Ты не скучаешь по нему?

Где-то в глубине носа щиплются слезы, но я не заплачу перед ними, не заплачу.

Дениза подходит еще ближе.

— Моя мама говорит, что твой отец знает, где он. Моя мама говорит, что твои мама и папа скрывают то, что с ним произошло. Они просто притворяются, что он убежал. Мой папа говорит, что он, наверное, мертв.

Теперь вокруг нас толпятся и другие дети. Кто-то толкает меня в спину, сильно, и все смеются. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это сделал. Ближе всех стоит Майкл Брукер. Он пунцовый от возбуждения, но его лицо ничего не выражает. Я знаю, это сделал он — все смотрят на него, потом на меня и обратно.

— Ты меня толкнул, — наконец говорю я, и он округляет глаза.

— Я? Я? Я не толкал, клянусь. В каком смысле, толкнул тебя? Это был не я.

Приглушенный смех. Кто-то толкает меня с другой стороны, и я поворачиваюсь, начиная паниковать, так как их больше. Озираясь вокруг, я не вижу в их глазах ничего, кроме злобы. Не успеваю я придумать, что делать, как сквозь толпу детей протягивается длинная рука и хватает меня за плечо.