Елена Яковлева - Со мной не соскучишься

— Кто это?

— Как кто? — удивилась она. — Карен.

— Карен?

— Ну да, Карен, — она взбила мои волосы натурального рыжего цвета, — он все может и всех знает.

А дальше… Несколько невинных любезностей, флакончик французских духов, столик на двоих в валютном ресторане, но главное, ах, конечно же, главное: «все знает и все может». И я перекочевала из студенческого общежития с непугаными тараканами в кареновскую квартирку в тихом центре, захватив с собой имущество, состоящее из пары штопаных колготок и конспектов по актерскому мастерству. Жилось мне неплохо, и очень скоро учебу я забросила, ограничившись выходами в свет в сопровождении Карена: на премьеры, модные постановки и в ресторан Дома кино. Карен однажды даже вывез меня на Берлинский кинофестиваль, но здесь начинается иная, грустная история.

В Берлине премию за лучшую женскую роль получила моя невзрачная сокурсница-зубрилка, и это меня неожиданно проняло. Там я впервые серьезно напилась, и Карен отхлестал меня по щекам в гостиничном номере, и страх в первый раз вошел в мое сердце ржавой иглой. В остальном я вполне могла чувствовать себя крохотной частицей богемы, хотя сниматься меня больше не приглашали.

Итак, Карен взял меня за плечи и развернул против течения. Или, вернее, изменил его направление, и я преспокойненько отправилась в новое плавание, даже не прихватив с собой спасательного круга. А впрочем, не сделай он этого, нашелся бы кто-нибудь другой, ибо для автономного путешествия необходимо прилагать определенные усилия. Разумеется, в один уж-жасный день я наскочила на мель, точнее, меня вынесло на нее, беспомощную и мокрую. А пароход, блистающий гирляндами, поплыл дальше. С его палубы еще доносились приглушенные звуки Аргентинского танго, а Карен стоял на корме и нежно обнимал стройную прелестницу. Изрядно наглотавшись воды, я очутилась в одиночестве среди разрозненных обломков загубленной молодости. Мимо проплывали чужие корабли, и пиратские флаги, еще недавно спрятанные в трюме, гордо реяли на мачтах.

Уже почти год я сидела без работы и денег в своем тихом центре, в квартире Карена, которую он мне оставил. Или нет? Я просыпалась по ночам в холодном поту, представив, как он входит и говорит:

— А квартирку-то пора освободить!

Пока он не приходил, у меня была масса приятных минут. Интересная книжка, ленивые раздумья, глубокая затяжка хорошей сигаретой в наступающих сумерках, настольная лампа с оранжевым абажуром и крупные хлопья снега за окном. Когда заканчивались деньги, приходилось выныривать на поверхность. Я относила в комиссионку что-нибудь из хороших, но ненужных вещей, а их мне требовалось все меньше и меньше в силу полной самоизоляции. В тот день, кажется, дошла очередь до шапки из чернобурки. Домой я вернулась часа через два и сразу двинулась на кухню сварить только что купленный кофе. Я успела отхлебнуть пару глоточков, когда услышала в глубине квартиры шаркающие шаги. И сразу поняла: даже если это не грабитель, ничего хорошего подобное вторжение мне не сулит. Кто-то приближался крадущейся походочкой, и каждый новый шорох действовал на меня как условный сигнал опасности на лабораторную мышь.

Карен явился мне точно дурное знамение. Покачиваясь на носках роскошных туфель, не слишком подходящих для московской слякотной погоды, он наслаждался эффектом, который он произвел своим внезапным появлением.

— Кажется, ты мне не рада? — произнес он с изрядной долей издевки.

— С чего ты взял?

— Так, некоторые наблюдения… Кстати, куда подевался голубой сервиз?

Я смутилась: сервиз давно украшал монументальную стенку в соседней квартире. Его я продала буквально через месяц после ухода Карена.

— А он… — Я мучительно соображала, как лучше выкрутиться.

— Ты его пропила, — индифферентно подвел итог Карен, и по его тону я не уловила, к чему готовиться.

— Ладно, давай за встречу, — продолжил он примирительно и извлек откуда-то бутылку коньяку.

Конечно же, им руководил отнюдь не ностальгический порыв, а какие-то серьезные планы. Но он пока ничего не говорил о квартире, и это меня успокаивало. Я освободила небольшой пятачок на столе, заставленном посудой и заваленном старыми журналами. Карен, который в былые времена непременно упрекнул бы меня в неряшливости, только брезгливо поморщился. И я сделала вывод, что дело у него ко мне непростое.

Влага, отдающая дубовой бочкой, обожгла пищевод и оставила на языке терпкий привкус. Я сразу почувствовала себя спокойнее, страх словно отпустил меня. Собственно, я боялась не самого Карена, а той власти, которую он надо мной имел. Увы, и это мое зыбкое благополучие зиждилось на нем, зависело от него. В любую минуту я могла услышать:

— Так что мы будем делать с квартирой?

И у меня тогда останется единственный вариант — вернуться в свой южный город. Но с чем? С пустыми руками и опустошенной душой? Бесславный итог хождения за счастьем.

Мне захотелось выпить еще, но Карен молниеносным движением убрал бутылку:

— Хватит, у тебя еще будет время напиться. А пока мне нужно, чтобы ты могла хоть сколько-нибудь соображать.

Я удивилась: соображать — это как раз то, что от меня всегда меньше всего требовалось.

— Раньше ты нуждался в другом…

— А я и сейчас нуждаюсь…

Кажется, я сама себе накукарекала. Его полное одутловатое лицо неожиданно приблизилось вплотную к моему, и я внутренне приготовилась к утомительной работе под кодовым названием «любовь».

Пока мое бренное тело валялось на софе в объятиях Карена, душа пробкой от шампанского вылетела под потолок и ошалело уставилась сверху на открывшуюся перспективу. Широкая волосатая спина Карена блестела, точно противень, смазанный жиром, а мои руки и ноги торчали из-под него, будто пластмассовые конечности сломанной куклы. Карен изощрялся в изобретательности, и сверху это, наверное, здорово напоминало занятия шейпингом по телевизору. Потом мы лежали, устало откинувшись на подушки, и нас по-прежнему ничего не связывало, кроме сигареты — одной на двоих. Ее огонек путешествовал в темноте от Карена ко мне и обратно, как спутник по заданной траектории.

Я первой прервала затянувшуюся паузу:

— Честно признаться, я давно привыкла ощущать себя пенсионеркой на заслуженном отдыхе, после того как получила от тебя полный расчет.

— Ну, моя ненаглядная, — с уст Карена сорвалось-таки любимое словечко из прошлых времен, — для пенсии тебе еще стажа не хватает.

Серьезная заявка!

Я встала и включила свет. Карен потянул на себя одеяло, что оказалось весьма своевременно: в голом виде он выглядел особенно удручающе. Пока я варила кофе, он одевался, беззаботно насвистывая популярный мотивчик — что-что, а шумовое оформление создавать он всегда умел!