Елена Яковлева - Со мной не соскучишься

По-видимому, она не очень-то верила в то, что это был несчастный случай, но какие основания имела я, пришедшая через десять лет, ворошить давнюю историю?

— Видите ли, — пустилась я в отчаянное плавание по морю безнадежного вранья, — так сложились обстоятельства, что в тот момент, когда все это случилось, я находилась очень далеко и ни о чем не догадывалась… Нас с Ольгой разлучили в раннем детстве, и мы ничего не знали друг о друге… А сейчас вскрылись некоторые обстоятельства… В общем, я почувствовала необходимость узнать о ней все, что можно…

Я лгала примитивно, бесталанно, сказочка получалась просто карамельно-ванильная, ни один здравомыслящий человек ни при каких обстоятельствах в нее бы не поверил. Этакий незамысловатый сюжетец из мексиканской «мыльной оперы».

Кажется, она и не поверила, но не стала разбираться в моем бреде, просто выслушала со скучающим видом.

— Не знаю, что такого полезного и интересного об Ольге я могла бы вам рассказать. Близкими подружками мы с ней не были, просто выходит, что сегодня в мастерских из тех, кто ее знал, я одна осталась. Остальные — кто уволился, кто — на пенсию ушел, иных уж нет… А потом Ольга была очень скрытным человеком, здесь она ни с кем не делилась секретами, если таковые у нее, конечно, имелись…

— Но были же у нее подруги какие-нибудь, у каждой женщины есть подруги, — начала я и осеклась. А были ли подруги у меня?

— Не знаю, ничего не знаю, знаю только, что хоронили ее за счет музея. Слава Богу, тогда еще у музея деньги имелись, сегодня, наверное, отвезли бы на кладбище для бомжей. На похоронах почти никого не было, соседи, несколько человек из мастерских…

— А молодой человек, у нее ведь был молодой человек?

— Представления не имею, — пожала она плечами, — возможно, что имелся, она ведь была очень привлекательной девушкой, даже красивой.

— А где она жила?

Я приготовилась снова услышать «не знаю», но она сказала, близоруко щурясь в окно:

— Да тут недалеко, в нескольких кварталах. Видите ли, у музея когда-то было что-то вроде общежития, которое со временем превратилось в обычную коммуналку. Там Ольге выделили маленькую комнатку, метров двенадцать, с тремя или четырьмя соседями.

Она достала из верхнего ящика стола ручку и, оторвав листок от настольного календаря, что-то быстро на нем начеркала и протянула мне:

— Вот адрес, если хотите. Может, соседи вам больше расскажут, хотя сомневаюсь, контингент там успел, наверное, смениться.

Я поняла, что точка в разговоре поставлена, и попрощалась, но, когда я подошла к двери, она меня окликнула:

— Знаете, я еще кое-что вспомнила. Ольга ведь подрабатывала, я это точно знаю, помогала одному известному московскому коллекционеру. Как же его?.. Герман Иратов, отчества не помню. Что-то про него давно ничего не слышно, уж не умер ли… Жил где-то на Тверской, и дома у него были такие раритеты!.. Если мне не изменяет память, однажды в нашем музее проводилась выставка из частных собраний с его участием.

Я вышла из флигелька и окунулась в ранние фиолетовые сумерки. Желтые фонари робко роняли слезливый свет в темные уголки заброшенного переулка, во влажном воздухе висела мелкая снежная пыль, длинные тени кряжистых деревьев-уродцев, лишенных солнца почти круглый год, расчерчивали сугробы ломаными линиями. Внезапно мне стало страшно, возникло такое ощущение, словно что-то огромное и невидимое, но осязаемое стелется вслед за мною, пытаясь обнять своими скользкими щупальцами. Я запахнулась в шубу, спрятав голову в воротник, и, невольно ускорив шаг почти до бега, кинулась к светившейся неоном, наполненной шумом проносящихся автомобилей улице.

Как только я оказалась в людном, освещенном месте, мой неосознанный страх сменился столь же внезапной усталостью. А еще мне безумно захотелось пить, потому я зашла в первое же кафе на углу, где было тепло и тихо. За столиками сидели несколько человек, они молча курили и потягивали коктейли, бармен за стойкой смотрел маленький телевизор. Я заказала себе коктейль и, устроившись за столиком у окна с желтовато-коричневой портьерой, втянула в себя первую порцию спасительной влаги. Я поглощала незамысловатую смесь из джина «Капитанского», тоника и персикового сиропа с удовольствием путника, преодолевшего длительный маршрут сквозь пустыню.

— Вы позволите? — Неприметный мужчина лет пятидесяти отодвигал пластиковый стул.

Я отрешенно пожала плечами. Конечно, в кафе было полно пустых столов, но, с другой стороны, у меня не было никаких оснований ему отказать.

Он уселся напротив с рюмкой коньяку, которую тут же осушил. По всем признакам мой сосед по столику принял коньяк «для поправки».

За окном пешеходы то и дело проносили синеватые в неоне елочки с первых новогодних базаров. Какой-то молодой рослый парень нес свою лесную красавицу легко и торжественно, будто букет для любимой женщины.

— Вы знаете, что сделали печенеги с черепом князя Святослава?

Я вздрогнула и обернулась в поисках того, кто задал мне столь нелепый вопрос. Похоже, это был мой сосед, только что успешно «поправившийся». Теперь он курил, но руки его все еще слегка дрожали.

— Так вы знаете, что сделали печенеги с черепом князя Святослава?

Странно было не только то, что он говорил, но и как — почти не шевеля губами — ни дать ни взять чревовещатель.

Я посмотрела на него с любопытством. А что, собственно, я могла ответить? Откуда мне знать, что сделали печенеги с этим самым черепом? Хотя в голове ни с того ни с сего, будто патефонная иголка запрыгала на заигранной пластинке: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…» Ну, и так далее. Впрочем, хазары и печенеги, кажется, не одно и то же, как и Олег — это вам не Святослав.

Он помахал рукой, пытаясь разогнать облачко довольно-таки противного дыма от папиросы, и констатировал с видимым удовлетворением:

— Не знаете… Они оковали череп серебром, и печенежский князь пил из него как из чаши на пирах.

Лицо мужчины светилось приветливостью.

Ну вот, только местного сумасшедшего мне и не хватало!

— Откуда вы знаете? — спросила я с опаской, мысленно ругая себя на чем свет стоит за то, что ввязываюсь в подобные дискуссии.

— «Повесть временных лет» донесла сию историю. — Он выдохнул очередную струю вонючего дыма.

— «Повесть временных лет»? — уточнила я, будто это что-нибудь меняло.

Решив, что мне пора уносить ноги, я привстала, но он вдруг судорожно вцепился в мою руку:

— Подождите, дальше будет интереснее…

Куда уж интереснее! На всякий случай я снова села, памятуя, что с сумасшедшими спорить нельзя. Боковым зрением я пыталась поймать взгляд бармена, чтобы попросить помощи, но бармен, как назло, был по-прежнему увлечен телевизором.