Елена Яковлева - Со мной не соскучишься

Я еще раз налегла на дверь, теперь уже прилагая усилия, но, разумеется, она не поддалась, зато я услышала приглушенный разговор. Судя по тому, что до меня явственно доносился только голос Карена, он беседовал с кем-то по телефону.

— Да, да, под контролем, — убеждал он кого-то. — Если бы не эта идиотка… — Я догадалась, что речь идет обо мне. — Такой сценарий испортила! Все получалось так красиво, а теперь она, видишь ли, решила выйти из игры. — Он выругался и надолго замолчал, вероятно, выслушивая, что ему говорили на другом конце провода.

После продолжительной паузы он возобновил свой монолог, касающийся исключительно моей персоны, и, должна признаться, я не услышала ничего утешительного.

— Ты так считаешь? — донеслось до меня снова. — А с ней? Ага, она выйдет из игры, раз так хочет… — Далее многозначительное хмыканье. — Где сейчас? В ванной в себя приходит, слишком перевозбудилась… — Опять молчание, означающее скорее всего подробные инструкции на мой счет, получаемые Кареном.

Когда он в очередной раз заговорил, я напрягла слух, стараясь не пропустить ни слова.

— Я гарантирую, — последовали заверения Карена, — он ничего не узнает, она ему ничего не расскажет… Вечером ее можно будет забрать, попозже, когда стемнеет…

Волнение, владевшее мною в течение всего разговора, сменилось припадком отчаяния. Нет, меня не страшила близкая и реальная перспектива отправиться по пути Моны Лизы, я боялась, что Рунов так ничего и не узнает. А если и узнает, то совсем не то, что произошло в действительности, и я навсегда останусь для него дешевой наживкой, подсадной уткой, нелицеприятные эпитеты я могла бы продолжать до бесконечности.

Я должна была, просто была обязана выбраться отсюда, чтобы все ему рассказать, а уж потом… Как же это сделать? На глаза мне попался один привлекший мое внимание холодным блеском предмет — так называемая «опасная» бритва на подзеркальнике. Мне всегда казалась удивительной способность Карена хранить вещицы в стиле ретро, по-моему, совершенно с ним не сочетавшемся. Некоторое время я внимательно рассматривала бритву, потом судорожно схватила и положила в карман.

И проделала эту операцию вовремя, потому что дверь ванной отворилась, и в проеме заколыхался цветастый халат Карена. Он смотрел на меня внимательно и почти ласково.

— Ну что, оклемалась? — осведомился он с притворным участием в голосе и посетовал тоном воспитателя детского сада: — Все потому, что не слушала Карена, а Карена нужно слушать внимательно, он тебе зла не желает. Вспомни, до сих пор ты жила как у Христа за пазухой, и только благодаря мне. И сейчас… Я тебе подарил квартиру, скажи, я тебе подарил квартиру?

— Подарил, — я с трудом разжала разбитые губы и отвернулась. Мне ни в коем случае нельзя было дать ему понять, что я подслушала разговор по телефону.

— Ну вот, — примирительно внушал Карен почти по-отечески, — подарил и еще очень много чего обещал. А раз обещал, значит, выполню. — Он будто невзначай провел ладонью по моим растрепавшимся волосам и вдруг, накрутив их на кулак, резко и больно рванул, притянув меня к себе. Я невольно охнула, успев заметить, что вторая его рука оставалась за спиной, словно он что-то в ней прятал.

— Или он обещал тебе больше? — вкрадчиво допытывался Карен, приблизив свое лицо к моему, и я снова уловила тяжелый дух болезни, исходящий из его рта.

— Отпусти, — взмолилась я совершенно искренне, — ничего он мне не обещал. Он вообще абсолютно ничего не знает.

— Точно не знает?

— Клянусь!

Карен выпустил мои волосы и брезгливо вытер ладонь о халат. А ведь когда-то он казался мне самым близким человеком, и поначалу наши отношения казались такими романтичными. Конечно, я его не любила, но дорожила им, хотела видеть, а он был щедр, даже расточителен, и ничто не предвещало, что однажды он озаботится идеей, как заставить меня замолчать навсегда.

— Какой мне резон оказаться в его глазах стервой? — убаюкивала я подозрительность Карена, пытаясь выиграть время, так до конца и не осознавая, что мне это, собственно, даст.

То ли он действительно клюнул, то ли просто сделал вид, но заговорил почему-то о моих отношениях с Руновым:

— Да уж, такая прекрасная любовь! Девушка с фотографии! А может, он с приветом?

Я молчала, глупо было с ним спорить.

— То-то обрадуется, когда узнает, какую роль на самом деле ты играла! Он попался на сходстве, не смог победить свою тоску. А что, из меня получился бы неплохой психолог. — Карен захихикал. — Зигмунд Фрейд по меньшей мере.

— А разве нельзя обойтись без этого? — поинтересовалась я, постаравшись, чтобы мой вопрос прозвучал индифферентно.

— Нельзя, сценарий требует, — самодовольно усмехнулся Карен. — А каков я, какова режиссура? Недаром столько времени провел на съемочных площадках. Кое-кто сомневался, а он клюнул!

— А зачем тебе это? — не удержалась я. — Тебе что, нужны деньги?

— Мне лично ничего не нужно. Разве что осуществить свои режиссерские замыслы. Это будет самый крутой боевик всех времен и народов! Артисты играют, даже не подозревая об этом! Оцени, как я рассчитал характеры, Станиславский перевернется в гробу от зависти! — Карен явно допустил перебор: сначала Фрейд, теперь Станиславский. Я вспомнила, что когда-то, давным-давно, он рассказывал мне, что дважды поступал на режиссерское отделение ВГИКа и оба раза безуспешно. Кто бы мог подумать, что нереализованные амбиции будут так долго им управлять!

Я смотрела на Карена во все глаза, а он, вдохновленный моим нескрываемым удивлением, с удовольствием вещал:

— А главная находка — это ты, абсолютный двойник. Я, когда увидел ее фотографию, глазам не поверил. Сюжетец тоже хотя и незамысловатый, но крепенький. Один человек, неважно кто, имеет кое-какие подозрения насчет твоего Рунова, но просто так подступиться к нему трудно. У твоего красавца имеется одна вещь, бесценная. Вот я и придумал, как сделать, чтобы он принес ее на блюдечке с голубой каемочкой. Вроде весь он такой неприступный, а все же есть у него ахиллесова пята — девушка с фотографии. Вот так я его и вычислил. Так астрономы рассчитывают звезду, которую не видно в самый мощный телескоп. Ее никто не видел, а название уже имеется!

Все сказанное Кареном казалось мне бредом сумасшедшего, а он в торопливом упоении продолжал, брызгая слюной:

— Твой прекрасный принц непременно бросится выручать из беды свою поддельную любовь, не так ли? Сначала он зациклился на одной дуре, теперь на другой. Как это будет трогательно, представь! А пока ты спокойно, никому не мешая, подождешь развязки. Не бойся, это совсем не больно.

Карен показал мне левую руку, которую он в течение всего разговора держал за спиной, и я увидела, что он держит в ней шприц.