Елена Яковлева - Со мной не соскучишься

— Откуда я знаю? — пробурчал тот. — Я думал, он с вами.

— Да что вы в самом деле сцепились, как пауки в банке? — заявил Поликарпов. — Вам же теперь по закону стаи нужно всем объединиться против меня. Вот съедите меня, тогда опять возьметесь друг за дружку. Кстати, предложили бы девушке сесть, не видите, что ли, она от усталости с ног валится.

Уж не знаю почему, но он с каждой минутой становился мне все симпатичней, к тому же нельзя не признать, что с его появлением все внимание переключилось с моей персоны на его. Я не стала ждать приглашений и уселась в кресле. Он был прав, я действительно страшно устала.

— Слушай, чекист хренов, кончай ломать комедию, — первым нашелся режиссер. — Если ты пришел меня совестить, то учти, мне это порядком надоело. Давно тебя выпустили из психушки? А то опять устрою тебе бесплатную путевку.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Поликарпов. — Честно говоря, мне там было не так уж и плохо. Можно сказать, я всего лишь поменял большой дурдом на маленький, где меня плохо-хорошо, но кормят. К тому же психи — народ общительный и безобидный, любят послушать байки из нашего славного боевого прошлого, а люди в белых халатах вдобавок угощают медицинским спиртом.

— Отличная философия, — одобрил Корчинский с издевкой. — Ты пришел сюда специально, чтобы ее изложить? Тогда извини, сегодня не до тебя. Видишь, у меня гости?

— То, что я собираюсь рассказать, и гостям будет полезно послушать, — заверил Поликарпов. — Как только вы узнаете тему нашей беседы, сами станете умолять меня задержаться подольше. Между прочим, Вадим Николаевич, почему не угощаете гостей кофейком? Помню, — он мечтательно завел глаза, — в те времена, когда мы с вами имели честь познакомиться, вы поили меня преотличным кофием, несмотря на тогдашний тотальный дефицит. Я был очень тронут.

— Мне все это уже надоело, — процедил Рунов.

— А ты не торопись, крестничек, — отпарировал бывший кагэбэшник, — я ведь собираюсь поговорить о том, из-за чего вы между собой сцепились и вдобавок втянули в дурную историю безвинную девушку. Что, интересно, вы собирались с ней сделать потом? Тоже устроить путевку в дурдом? Что ж, это было бы с вашей стороны в высшей степени милосердно, ведь ее предшественницу вы, если мне не изменяет память, отправили подышать свежим воздухом с пятого этажа?

Рунов побледнел:

— Какую еще предшественницу?

— По имени Ольга. — Поликарпов затушил окурок, смяв его о ступеньку. — Вам, Олег Константинович, это имя еще что-нибудь говорит?

— Да не слушай ты его! — замахал руками Корчинский. — Он же ненормальный, сдвинулся на почве борьбы с врагами социалистического отечества…

— Ну уж нет, раз начал, пусть выкладывает. — Рунов уставился на Поликарпова взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Вот это речь не мальчика, но мужа, — насмешливо одобрил тот, закуривая следующую папиросу. — Крестничек хочет меня послушать, поэтому вам, господин Корчинский, придется подчиниться большинству, тем более когда у этого большинства имеются пушки в карманах.

— Как хотите, — сдался режиссер, — только, раз уж речь зашла о большинстве, может, поговорим без лишних свидетелей?

— Не возражаю. — Поликарпов являл собой само великодушие. — Парни могут отдохнуть где-нибудь в соседнем помещении, а вот девушка пусть останется.

— Это что, условие? — вздохнул Корчинский.

— Можете считать условием. Вы же хотите во всем разобраться, а без меня вам в таком случае не обойтись.

— А без нее?

— Так вы же сами ее втянули, я вас не заставлял.

— Ладно, хватит пререкаться, — нетерпеливо прервал дискуссию Рунов. — Я хочу знать все об Ольге. Как она погибла?

— Сначала пусть они уйдут! — продолжал настаивать Корчинский.

— Пусть уйдут, — повторил Поликарпов. — Но я же им не начальник. Правда, одного бы я на какое-то время все-таки задержал, вот этого симпатягу в дорогом костюмчике, — он указал рукой на Лапика, — пусть пока останется, а то потом все равно его придется вызывать для дачи показаний.

Лапик с немым вопросом во взоре уставился на Корчинского, а тот снова стал спорить:

— Ах, для дачи показаний! Ты слышал, Олег, он здесь решил организовать выездную сессию Лубянки!

Но Рунов, видимо, уже принял решение.

— Здесь останутся… ты и ты, — он указал пальцем поочередно на Мальчика и Лапика. Остальные могут подождать за дверью.

— Девушка тоже остается, — напомнил Поликарпов.

Рунов кивнул. Что ж, очень мило с его стороны.

Дальше я только слушала и слушала, стараясь не пропустить ни слова.

— Ну вот, крестничек, — Поликарпов упорно называл Рунова крестничком, а тот даже и не собирался возражать, — можешь спрашивать, что хотел. А вообще давайте договоримся: сначала вы спрашиваете меня, а потом — я вас.

— Как погибла Ольга? — уже в третий раз спросил Рунов.

— Ну, хорошо, — Поликарпов загасил очередную папиросу о ступеньку и не торопился закуривать следующую, — буду отвечать я, хотя тут есть, так сказать, и первоисточник. Ладно, слушай в моем изложении.

Мое сердце билось едва ли не сильнее, чем в тот момент, когда я полоснула бритвой Карена по горлу.

— Я знаю, что все это время ты грешил на мое бывшее ведомство, и совершенно напрасно, — неторопливо начал Поликарпов. — Когда мы приехали, дело было уже сделано. Она лежала на снегу, вся в крови. «Скорая» зафиксировала мгновенную смерть, мы с еще одним сотрудником под видом обычных милиционеров опросили единственного свидетеля, тихого алкаша, соседа покойницы Ольги, которого и свидетелем, по чести, нельзя назвать. Он только слышал неразборчивые голоса в Ольгиной комнате, мужские голоса, и видел в спину двух торопливо удалявшихся молодых людей. Я долго ломал голову, кто же они такие. Ясно, что некий Олег Рунов не имел непосредственного отношения к убийству, поскольку к этому времени уже находился под арестом. Тогда я упорно бился над этой задачкой, но так и остался ни с чем. Тебя, крестничек, уже осудили за попытку угона самолета, дали на полную катушку. Потом наступили другие времена, а я все не мог успокоиться. Казалось бы, нужно забыть, но никак не отпускала меня эта страшная смерть, даже фотографию Ольги продолжал носить в кармане, прямо как влюбленный. Наваждение, да и только!

— Я же сказал, что он сумасшедший, — ввернул Корчинский, но Рунов мгновенно презрительно цыкнул на него.

— А тут уже года через два-три после суда появился в нашей конторе один новый отдел — теперь его уже нет, так что можно о нем рассказывать без обиняков — по поиску исторических ценностей и раритетов, о реальном существовании которых историки нещадно спорили и спорят по сию пору. Старая песня: один профессор ссылается на «Повесть временных лет», другой — на «Сказание черноризца Храбра о письменах». Да Бог с ними, я тогда от них столько понаслушался, аж голова распухла. Сначала я относился к своему новому назначению как к сомнительному эксперименту, а потом потихоньку-полегоньку освоился и понял: ба, ребята, пока ученые потрясают ветхими рукописями и строчат монографии, очень серьезные люди, не вступая в научную полемику, вывозят из страны легендарные реликвии. Мифы пересекают границу, оставаясь при этом мифами. Самое любопытное, что сие даже трудно назвать контрабандой, поскольку то, чего официально нет в природе, искать никто не собирался и не собирается.