Сергей Петросян - Путешествие дилетанта

– Море водки вместе выпили, – гордо сказал Егорыч, – а это вам не хухры-мухры!

Сказано-сделано. В понедельник, после встречи с обниманиями в аэропорту, коллег привезли домой, дали время помыться с дороги, а потом Егорыч с невинным видом объявил:

– Завтракаем и обедаем мы дома, а вот ужинать ездим в кафе.

Новоселы пожали плечами:

– В кафе, так в кафе.

Вход в «Tipico Habana» стоил полтора доллара. За эти деньги посетитель, кроме лицезрения смуглых задниц и грудей, получал маленькую бутылочку рома, бутылку «гасеоса» (Фанты или Коки) и тарелочку жареного мяса на шпажках. Машину Пьер благоразумно оставил в темном переулке – вдруг кто из посольства узнает ниссан «танкистов». Рассаживались так: старожилы спиной к сцене, новоселы – лицом. Пили ром, расспрашивали о московских новостях. Вдруг лица у приехавших, как по команде, стали вытягиваться.

– Там, там… – пробормотал самый старший из прибывших, Вениамин, показывая пальцем на сцену.

– Чего там? – невинным голосом спросил Егорыч.

– Да там же! – завопил Вениамин.

– Ну, что там? – старожилы повернулись к сцене.

Здоровенная мулатка, сбросив с себя последнее, лихо отплясывала на высоченных каблуках.

– А-а-а, эта… – разочарованно потянул Егорыч. – Бланкой ее зовут. Вот по средам здесь Кармен работает, та – душевней.

– Вы, что – каждый день так ужинаете? – спросил Вениамин.

– А что, кухня не нравится? – поинтересовался шеф.

Пьер с уважением посмотрел на Егорыча.

* * *

Приехавших из Союза новоселов было трое: коллега Егорыча еще по Ираку Николай по кличке Кабан, хрипатый Володя из Астрахани и пожилой и субтильный Вениамин из Владивостока.

Николай оправдывал свою кличку – огромного роста, с утробным голосом, передвигаясь в пространстве, он сносил попадавшуюся по пути мебель и зазевавшихся соседей. За ним было удобно двигаться «в кильватере» – на рынке, в кинотеатре или других людных местах. Володя был молчалив (видимо, стеснялся своего хриплого голоса), а Вениамин напоминал пожилого уголовного авторитета из детективного фильма – редко улыбался, сверкая железными зубами, смотрел исподлобья, нервно оглядывался и курил в кулак. Пили все трое не меньше Егорыча, но, если Володя с Вениамином, «убрав норму», заваливались спать, то Николай продолжал искать собеседника себе по плечу. В этот момент важно было не попадаться ему на глаза, чтобы не стать жертвой его алкогольного гостеприимства. Из-за этого Пьер с Альбертом стали чаще по вечерам уезжать в кино или на переговорный пункт.

Пьер и сам был не дурак выпить. В Ленинграде случалось бегать по ночам и к таксистам за водкой (10 рублей поллитра), и к гардеробщику дяде Мише в ресторан «Кавказский» (пятерка за бутылку Советского Шампанского), но в студенческой среде это не было самоцелью, скорее, инструментом веселого времяпровождения в условиях ограниченных доходами и советской действительностью возможностей. Пили родственники за праздничным столом. Балагурили, веселились и, расцеловавшись напоследок, расходились по домам. Для кавказской родни отца застолье вообще было сложным ритуалом со своими правилами, как в хоккее. Пили грузчики в овощном магазине, но знали свою норму – после принятого в обеденный перерыв стакана надо было крепко стоять на ногах, чтобы ворочать ящики и бочки. Иногда кто-то из них уходил в запой, но для Пьера это было, скорее, абстрактным понятием – человек просто несколько дней не появлялся на работе, по сути, болел. А уж чем болел – гриппом или запоем, было неважно.

Теперь же Пьеру пришлось столкнуться с какой-то новой стороной жизни – для новых его коллег возлияние было сродни мрачной обязанности. Ром пили как лекарство – без тостов и закуски. Песен не пели, а о чем вели долгие разговоры, Пьер не слышал – собиралась суровая четверка у Егорыча в комнате. Там же и засыпали вповалку. Просыпаясь, снова пили. Практически ничего не ели. Начиналось это, обычно, в выходные и длилось это иногда по три-четыре дня, захватывая начало недели. В такие дни Пьер с Альбертом ехали на площадку и объясняли местным, что «компаньерос совьетикос» в посольстве, на собрании. Надо признать, что «выйдя из пике» «банда четырех», чувствуя свою вину, начинала работать с удвоенной энергией.

Способность советского человека добывать спиртное в любых обстоятельствах просто поражала. Это случилось на второй день после приезда новичков. Праздновали приезд за ужином. Пьер выпил стаканчик из вежливости и ушел к себе в комнату. Когда запасы Егорыча кончились, коллеги поняли, что «не хватило». Кабан решительно постучал в дверь Пьера:

– Выручай – сгоняй в магазин. Процесс встал!

Пьер спокойно объяснил, что уже поздно и магазины все закрыты.

– А кто же здесь по ночам ханкой торгует?

– Не знаю, Коля. Наверное, никто – тут одни виллы вокруг.

– Не может такого быть – человеку всегда выпить охота. Должен быть шинкарь!

Положив пустые бутылки в авоську (новички уже усвоили местные реалии – без пустой бутылки полную не купишь), Кабан с Вениамином отправились на разведку. «Ну-ну… – скептически подумал Пьер, – Побродите среди вилл, полюбуйтесь на заборы…» Надо заметить, что из иностранных слов оба ушедших знали только «хенде хох!»

Вернулись они на удивление быстро. Вениамин тащил авоську, которая, как морская мина, ощетинилась горлышками бутылок с ромом, а Кабан весело хохотал и галантно придерживал дверь перед напарником.

– Где достали?! – изумленно спросил Пьер

– Где-где? У тещи!

– У какой еще тещи?

– Да, тут – рядом. Тетка виллу стережет, а заодно ханкой торгует.

– А почему «теща»?

– Дочка у нее глухонемая. Мы на ней жениться пообещали. Ха-ха-ха…

– Это на ком же языке вы с ней договаривались?

– На скупом языке танца, студент. Мы о своем всегда договоримся.

Кончилось все печально – однажды, вернувшись домой заполночь, Пьер с Альбертом увидели военный грузовик у своего дома. Рядом стояли, покачиваясь, Кабан и Егорыч и пытались что-то жестами объяснить никарагуанскому лейтенанту. Выяснилось, что Николай сумел найти родственную душу в лице солдата, охранявшего их дом, напоил его до беспамятства, после чего бедолага открыл огонь из автомата по деревьям в саду. Слава богу, никого не убил. Соседи вызвали патруль, который и скрутил не привыкшего пить залпом солдатика. Егорычу пришлось дать лейтенанту пять долларов в обмен на обещание «замять это дело». После этого случая все четверо уходили пить к Егорычу «в скит» и больше в открытую не ураганили.

* * *

Эта поездка к Карлу ничем не отличалась от предыдущих. Моторыгин, как всегда, передал коробку, Егорыч добавил 500 долларов от себя «и того парня» на обмен. Доехал быстро, даже осталось время встретиться с Осипом, которого перевели служить в военный госпиталь в Чинандеге. Посидели в больничной столовке, выпили по стаканчику рома, закусили арбузом, перемыли кости общим ленинградским знакомым.