Найля Копейкина - Ножи. Солдатик (сборник)

– Да, в принципе, ничего, так, мелочи.

– Интересно, что за мелочи, давайте пройдём, – полковник сделал решительный шаг в сторону сарая. Леонид Алексеевич остановил его словами:

– Ключ в доме.

– Принесите, – скомандовал полковник, и тут же, – нет, стойте. А что это, сортир? – указал он невесть откуда-то появившейся в его руках палочкой в сторону уличного туалета.

– Да.

– На чердаке что держите?

– Старье всякое.

– С соседями вы в каких отношениях?

– Так у меня ж их нет, обводя взглядом окружение, как бы ища соседей, ответил профессор. – А так в деревне не ругаемся, если вас это интересует. Нет причин.

– Ясно. Колодец давно чистили?

– Колодец? Мы им не пользуемся, у нас вода проведена.

– А что он у вас?

– Так не зарывать же.

– Капитан Рублев, проверьте!

Рублев пошел к старому, заросшему крапивой и лопухами колодцу. Подошли майор Чередков и две пожилые женщины с озабоченными лицами. Женщины учтиво поздоровались со всеми, а одна обратилась к профессору:

– Леонид Алексеевич, произошло какое-то недоразумение?

– Думаю, да, – виновато пожал плечами профессор.

– Открывайте, – не скрывая раздражения, скомандовал Стасов профессору.

Обыск был долгим, в результате были найдены две заинтересовавшие следствие вещи – нож с инкрустацией, такой же, как и два, которыми пытались убить Клару Юрьевну, и ученическая тетрадка с запушившимися уголками – дневник девушки, о которой вели речь как о второй девушке профессора. Нож был обернут в чистую белую тряпочку, скорей всего обрывок старого постельного белья, и лежал в самой глубине выдвижного металлического шкафчика под газовой плитой за старыми давно не пользуемыми сковородами. Тетрадка была спрятана за рамой картины, висевшей на стене.

После ухода понятых полковник усадил Леонида Алексеевича на кухне за стол напротив себя и начал допрос:

– Так вы не знаете, откуда у вас эти вещи?

– Нет, не знаю. О тетрадке я ещё могу догадываться, но нож…

– А что о тетрадке?

– Думаю, если мы прочтем её хоть немного, мы поймем, кто её владелец.

– А что, вы не знаете?

– Нет, я впервые её вижу, но думаю, её у меня могли забыть.

– Забыть. Вы считаете меня дураком?

– Ну, зачем вы так.

– Кто это забывает свои вещи за рамами картин?

– Вот я и говорю, надо заглянуть в тетрадь.

– Это мы сделаем и без вас. А вы нам пока скажите, кто мог её оставить.

– Клара, Катя, Жорж, ну то есть Егор Власович, или, может, – лицо Леонида Алексеевича заметно омрачилось, – Вера.

– Вера? Это кто?

– Это девушка, она жила тут в прошлом году.

– Тут жила? Вы что, сдавали дачу?

– Нет. Тут, понимаете, такая история…

– Где теперь эта Вера? – Стасов задал свой вопрос с большим нажимом. Он хотел продемонстрировать своим подчиненным вариант атакующего допроса. Профессор тяжело вздохнул и, опустив глаза, ответил:

– Умерла.

– От чего?

– Сердечная недостаточность.

– И есть заключение врачей?

Профессор поднял на полковника удивленный взгляд.

– Конечно.

– Можно увидеть?

– У меня его нет, но думаю…

– Почему?

– Потому что… Я не понимаю, зачем оно мне, Вера была мне чужим человеком.

– Чужим, а жила у вас.

– Да, но…

– А умерла она где? В больнице?

– Нет, она умерла здесь.

– От сердечной недостаточности?

– Так установили врачи.

– А вы что скажите?

– Я? Но я же не доктор.

– Она умерла при вас?

– Нет, Вера тут жила одна.

– А где были вы в момент её смерти?

– Я был… Простите, мне не известен точно момент её смерти, поэтому я не могу вам ответить наверняка.

– Так. Значит, вы обнаружили её уже мертвой?

– Нет, её обнаружила Клавдия Даниловна.

– Кто такая Клавдия Даниловна?

– Соседка. Пчёлкина Клавдия Даниловна, она только что здесь была в качестве понятой.

– Хорошо, с соседкой мы разберёмся.

– Извините, я не понимаю, вы меня допрашиваете? – спросил профессор.

– Я устанавливаю факты. Скажите, чей это нож?

– Мне это не известно.

– Как он попал сюда?

– Понятия не имею.

– Я и не ожидал от вас другого ответа. И скажите, что это не вы обернули его в эту тряпку.

– Не я.

– Значит, ножей в коллекции было три, или их больше, и вы припрятали их в других местах?

– Мне больно это слышать от вас.

– А вам не было больно…, – полковник замешкался, подбирая слова, – видеть убитую женщину, или, правильнее, убитых женщин.

– Кого вы имеете в виду?

– Вы сами знаете, профессор, – обращение «профессор» полковник выговорил презрительно.

Майор Чередков внимательно наблюдал за профессором, капитан Рублев сидел потупившись.

– Капитан, – обратился к Рублеву полковник, – идите, опросите соседей, возьмите показания с этой Пчёлкиной. И вы, майор, идите с ним. А вы, профессор, подпишите это.

– Что это?

– Расписка о невыезде.

– Я в чем-то подозреваюсь?

– И вы ещё спрашиваете! – возмутился полковник.

Тетрадь, найденная на даче профессора, оказался дневником покойной Веры, написанным ровным мелким, даже красивым почерком. В написанном было допущено много ошибок.

Вот я снова одна. Слава с Димой были хорошие ребята, жаль, что их командировка закончилась. Они даже пытались устроить меня на работу, не вышло, а жаль, я б с удовольствием взялась за любую работу. Дмитрий Семёнович говорил, не важно, кем работает человек, какую он занимает должность, главное, чтоб он был человеком. Сам он рассказывал, что грузчиком был, и плотником, и дворничал где-то. Мне бы тоже только зацепиться.

Гвоздь – Саша Гвоздёв обещал помочь с работой. Сегодня третий день, как я живу у него в гараже. Конечно, это не номер люкс, но лучше, чем вокзал. Ещё бы Гвоздь не приставал, было бы совсем здорово.

Сегодня я стащила с лотка булку. Неужели я становлюсь воровкой? Дмитрий Семёнович говорил, что человек с головой и руками всегда сумеет заработать себе на хлеб, а у меня что-то не получается. Гвоздь о работе всё молчит, куда я совалась сама, от меня шарахаются как от прокажённой. В парикмахерскую просилась уборщицей, объявление же висит, требуется им, не взяли, в садик к детям тоже не взяли, а я так люблю детишек, В ЖЭКи просилась, в магазин. Сволочи, нигде не берут. Работают же везде девчонки, такие же, как я, но у них крыша над головой, а я бездомна. Ну и что я должна есть? Деньги у меня давно кончились, на работу меня нигде не берут, встать попрошайничать? Да кто же мне подаст. Спасибо Гвоздю, приютил, да прикармливает немного. Плохо, гад, заставляет меня водку пить, а я её терпеть не могу. Он говорит, что от неё веселее становится, а на меня наоборот, тоска страшная находит. Я уж даже придумала хитрость, тайком выплёскиваю её за ящик. Но зато к водке у него всегда вкусная закуска. Вчера шпроты приносил.