Рут Ренделл - Живая плоть

В этот раз Клара ответила на его поцелуй, и Виктор столкнулся с новым ощущением единства чувств и желаний. Ее губы искали его, они были нежны и требовательны. Она прижалась к нему, будто вручала ему свое тело, нежное и страстное. От обладания ею, от этого поцелуя Виктору казалось, что земля уходит из-под ног. И в эту секунду, когда ему казалось, что уже ничего нельзя изменить и что все уже предопределено кем-то свыше, девушка резко оттолкнула его и бросилась из комнаты. Он остался в комнате один, не понимая, что ему делать дальше, ловя ртом воздух. Коридор был пуст. Виктор заглянул в кухню, но и там не было никого, кроме щенка, свернувшегося в корзине. Он выключил свет и стал подниматься по лестнице на второй этаж.

Он не знал расположения комнат наверху, не знал, куда идти, и открыл первую попавшуюся дверь. Это была комната Дэвида. На сосновой кровати были разбросаны скрипки, краем глаза Виктор заметил, что одна была уже готова. Широкая арка вела в душевую, достаточно просторную, чтобы вкатить инвалидное кресло под струи воды. Он повернул обратно. Его сердце мучительно колотилось, и он даже слегка жалел, что не поехал домой, прихватив с собой лунный свет и одиночество. В доме не раздавалось ни звука. Через окно на лестничной площадке он увидел золотистую ленту шоссе, будто протянутую через край неба.

Виктор несколько раз вздохнул, пытаясь успокоиться, открыл следующую дверь. Она сидела на краю кровати. Увидев его, девушка подняла взгляд, посмотрела ему в глаза и без улыбки протянула к нему руки.

Они проснулись одновременно. Виктор открыл глаза и обнаружил, что они спали обнявшись. Дрогнув, ее веки поднялись. Он не помнил, как погасил электричество, но определенно сделал это, потому что сейчас ее лицо освещала лишь луна. Ее груди были полными и мягкими. Он держал их в руках – до этой ночи такого с ним не было. Раньше занятия сексом были для Виктора нападением, за которым следовали торопливые проникновения, а потом приходила взрывная разрядка, упадок сил и раскаяние. И это совсем не касалось тех женщин, которых он насиловал, – это было нечто совсем другое и лишь отдаленно напоминало секс, в этом было больше животного желания и подавления. К Полин он относился лишь как к дырке, окруженной плотью. Кларе не нужно было учить его заниматься любовью, Виктор не позволил бы женщине поучать себя. Но занятие любовью с ней проходило естественно, он исследовал ее тело руками, нежными кончиками пальцев, языком и шелестяще шепчущими губами. И не мог предвидеть ответных реакций, ощущения, что она тает, расслабляется от его прикосновений, окружает его и принимает с нежной, любовной благодарностью.

Клара не была активной женщиной, о каких он читал в журналах. Биения ног, манипуляции его плотью, усаживания верхом, ликующих криков он вынести не смог и не совладал бы с такой требовательной инициативой. Легко, с мечтательной сдержанностью, думая не о сиюминутном удовлетворении, но об утонченных удовольствиях, он медлил с оргазмом, пока не ощутил, как ее руки прижались к его спине, ее губы коснулись его губ и прошептали: «Сейчас!» До этого момента ночь была несовершенна, он подозревал, что Клара не понимает, что сейчас совершается чудо, но после этого слова он понял, как глубоко заблуждался. Годы тревоги, замешательства, неуверенности растаяли, будто их никогда и не было. Его тело наполнилось светом, и он понял, что это же испытывает и она и что кровь в их жилах стала иной.

– Я люблю тебя, – выговорил он непривычные слова, которые видел на страницах журналов, но до сих пор никогда и не думал произносить.

Когда Виктор проснулся снова, рядом ее не было. Шторы были подняты, за окном наступило бело-серое утро с хмурым, бесцветным небом. За окном зацвела роза – белая, белее облаков. Вошла Клара, принесла ему чая, села на кровать. Она была одета, как знающая свое дело секретарша, – в серый фланелевый костюм и красную блузку с бантом. Поцеловала его и, когда Виктор хотел обнять ее, с улыбкой отодвинулась.

– Давай я отвезу тебя. Давай, встану и отвезу.

– Нет, Виктор. Я должна сама привезти Дэвида. Ты должен это понимать.

Конечно, он понимал. Он явственно видел на лице Клары ее мысли: ничего не изменилось ни в ее чувствах к Дэвиду, ни в верности ему, как не могло измениться у Виктора. Она дала обещание и должна была его сдержать. В определенном смысле она была секретаршей Дэвида, его нянькой или любящей сестрой.

– Я встану и уеду, чтобы Дэвид не видел меня, – произнес Виктор. – Отправлюсь домой.

Клара кивнула:

– Мы скоро увидимся. Я позвоню тебе.

– Знаешь, я бы хотел видеть Дэвида.

Она как будто бы удивилась:

– Да, конечно.

Виктор слышал, как «Лендровер» выехал из гаража, расположенного прямо под спальней. Он слышал рев мотора, переключение скоростей, паузу, когда он выехал со двора дома. Когда шум стих, он встал, оделся, навел порядок в комнате, вымыл чашки, тарелку, оставшуюся после завтрака. Есть ему не хотелось. В гостиной он нашел фотографию, которую подарили ему прошлым вечером. «Клара, – сказал он изображению на фотографии, – Клара». Не в силах отвести взгляда от этого кусочка картона, он сидел в кресле, держа его перед собой в дрожащих руках. Почему он не понимал все эти недели, что влюблен в нее? Потому что раньше с ним этого ни разу не случалось. Теперь ему стали ясны отношения родителей, он понял, почему они не могли оторваться друг от друга, и удивлялся, почему был так слеп и глуп в детстве.

Он сунул снимок в конверт, где лежал его фотопортрет, а свой оставил на столе. Еще вчера утром Виктор планировал написать поперек угла пожелание им обоим размашистым почерком, как это делают знаменитости. Сегодня он не мог этого сделать и просто оставил его на столе.

Еще не было восьми часов, когда Виктор вышел к своей машине и услышал мерный далекий гул, словно взлетал самолет. Это просыпалась автострада. День и новые дела все настойчивее напоминали о себе, возвращалась обычная повседневная жизнь. Этим утром он должен был вернуть автомобиль, но приехать туда к девяти часам было невозможно. Придется платить за дополнительный день. Нужно известить миссис Гриффитс, что он съезжает, и, наверно, сообщить об этом Тому или Джуди. Виктор думал об этих делах, а потом Клара, ее мысленный образ, воспоминание о ее голосе вытеснили все остальное. Он ехал обратно в Эктон и не мог думать ни о чем, кроме прошлой ночи и Клары. Он боялся этих мыслей, гнал их прочь, будто стыдился и не верил в то, что произошло. Ему казалось, что он совершает какую-то ошибку, ведь даже воспоминание о ее открытых в лунном свете глазах вызывало у него дрожь, и по хребту бежали мурашки.

Ну и что дальше? Они даже не поговорили с утра. Клара не возражала, чтобы он встретился с Дэвидом, и, скорее всего, понимала, чему будет посвящен их разговор. Возможно, Дэвид сам поймет, что произошло. Может, он даже будет рад. В конце концов, он может очень любить Клару, может жить с ней в одном доме, зависеть от нее, но не может быть ее любовником, не может дать ей того, что он, Виктор, дал прошлой ночью. Если он действительно ее любит, то должен понимать, что без этого ее жизнь тускла и неполноценна. И, возможно, Дэвид будет доволен, что у нее появился Виктор, который будет по-настоящему любить ее и заботиться о ней.