Жорж Сименон - Маленький портной и шляпник

- Смешно, а?

Кашудас услышал свой собственный голос, произносящий:

- Гарсон...

Не надо бы. Три стакана вполне достаточно, больше чем достаточно. Тем более что он не переносит алкоголь.

- Месье желает?..

- Ничего... Спасибо...

В конце концов, имелось одно допустимое объяснение. Оно казалось правдоподобным, хотя полной ясности в мыслях маленького портного не было. Предположим, что существуют два человека вместо одного: с одной стороны убийца старух, о котором неизвестно абсолютно ничего, кроме того, что за три недели его жертвами стали шесть женщин: с другой стороны - некто, желающий позабавиться, подшутить над своими согражданами, быть может, маньяк, который посылает в "Курье де ла Луар" эти знаменитые письма, составленные из вырезанных в газетах букв.

Почему бы и нет? Такое бывает. Есть люди, которых подобные вещи доводят до безумия.

Но если вместо одного человека их двое, как в таком случае второй, тот, что посылал письма, мог предвидеть действия первого?

Ибо по меньшей мере о трех убийствах возвещалось заранее. Всегда одинаково. Письма в "Курье де ла Луар" посылались по почте и, как правило, были составлены из печатных букв, вырезанных из той же "Курье де ла Луар" и аккуратно наклеенных одна за другой.

"Напрасно вызывали полицию. Завтра - третья старуха".

Некоторые послания были длиннее. Верно, немало времени требовалось, чтобы отыскать в газете все нужные слова, чтобы собрать их, как головоломку.

"Комиссар Мику думает, что очень хитер, раз он из самого Парижа, он же - просто мальчик из церковного хора. Напрасно он злоупотребляет бургундской водкой, от этого у него краснеет нос..."

В самом деле, разве комиссар Мику, присланный, чтобы руководить расследованием, не приходил время от времени в "Кафе де ла Пэ" пропустить стаканчик? Маленький портной видел его здесь. Полицейского, который и впрямь питал слабость к бургундской водке, запросто спрашивали:

- Ну что, господин комиссар?

- Мы возьмем его, не бойтесь. Эти маньяки в конце концов всегда допускают промах. Они чересчур самоуверенны. Им необходимо похвастаться своими подвигами.

И шляпник присутствовал, когда комиссар произнес эти слова.

"Разные дураки, которые понятия ни о чем не имеют, утверждают, будто я из трусости нападаю на старых женщин. А если я ненавижу старух? Разве я не имею на это право? Пусть и дальше стоят на своем - я, чтобы доставить им удовольствие, убью мужчину. И даже высокого. Даже сильного. Мне все равно. Вот тогда они увидят..."

А Кашудас-то, такой маленький, тщедушный, не сильней пятнадцатилетнего мальчишки!

- Видите ли, господин комиссар...

Портной подскочил на стуле. Только что в кафе вошел комиссар Мику в сопровождении дантиста Пижоле. Он был тучен и жизнерадостен. Повернув стул, он уселся на него верхом, лицом к играющим, бросил снисходительным тоном:

- Не беспокойтесь...

- Вы напали на след?

- Продвигаемся, продвигаемся.

В зеркале Кашудас видел господина Лаббе, который все еще смотрел на него, и тут он оказался во власти совсем иного страха. А если господин Лаббе не виноват, ни в чем не виноват, не имеет никакого отношения к старым женщинам и письмам? Если тот клочок бумажки попал в манжет его брюк случайно, бог знает откуда, как блоха?

Надо поставить себя на его место. Кашудас нагибается и что-то поднимает с пола. Господин Лаббе не знает даже толком, откуда взялся этот клочок бумажки. Где доказательство, что не сам маленький портной обронил его и, стараясь от него избавиться, в замешательстве протянул своему собеседнику?

Впрямь, что мешало шляпнику заподозрить своего соседа Кашудаса?

- Белого вина...

Тем хуже. Он и так уже слишком много выпил, но ему необходимо еще. Ему казалось, что в кафе гораздо больше дыма, чем обычно, что лица присутствующих более расплывчаты; иногда столик, за которым играли в карты, как-то странно удалялся.

Этого только недоставало... Он подозревает господина Лаббе, а господин Лаббе подозревает его?.. Может, и шляпник подумывает о премии в двадцать тысяч франков? Считалось, что он богат и магазин свой запустил, потому что не нуждается в деньгах. Ведь надо бы отмыть и по-новому оформить витрины, усилить освещение, обновить товар. Вряд ли он мог надеяться, что найдутся покупатели на шляпы, которые были в моде лет двадцать назад, а теперь валяются на полках, покрытые пылью.

Если он скуп, возможно, двадцать тысяч франков его соблазнят?

Пусть он обвинит Кашудаса... Ладно! Поначалу все с ним согласятся. Потому что Кашудас как раз из тех людей, которые легко вызывают подозрение. Потому что он не из этого города и даже из другой страны. Потому что у него странная физиономия и голову он держит как-то набок. Потому что он окружен оравой детей, число которых все растет, и его жена почти не говорит по-французски...

Но потом? Зачем бы стал маленький портной нападать посреди улиц на старых женщин, не потрудившись даже забрать у них драгоценности или сумочки?

Так говорил сам себе Кашудас и тут же возражал:

- А почему бы вдруг господину Лаббе, ему, в его шестьдесят с лишним лет, живущему жизнью образцового гражданина, понадобилось душить людей на темных улицах?

Все это было ужасно сложно. Даже привычная обстановка "Кафе де ла Пэ" и присутствие комиссара Мику больше не действовали успокаивающе.

Пусть станут утверждать, что это Кашудас, и Мику поверит.

Пусть ему скажут, что это господин Лаббе...

Об этом следовало поразмыслить серьезно. То был вопрос жизни и смерти. Разве убийца не заявил через газету, что вполне может напасть на мужчину?

И предстояло преодолеть эту улицу де Премонтре, которая едва освещалась! И жил он прямо напротив шляпника, откуда тот мог следить за всеми его действиями!

Наконец, нельзя было сбрасывать со счетов и двадцать тысяч франков. Двадцать тысяч! Больше, чем он зарабатывал, сидя за своим столом, за полгода...

- Послушайте, Кашудас...

Ему показалось, будто он возвратился на землю откуда-то издалека, к людям, о присутствии которых он на некоторое время забыл. Не узнав по голосу, кто к нему обращается, он непроизвольно повернулся к шляпнику, который наблюдал. За ним, жуя свою сигару. Но окликнул его не шляпник. Комиссар.

- Это правда, что вы быстро шьете и берете недорого?

В долю секунды он оценил, какая ему выпала неожиданная удача, и чуть не повернулся вновь к господину Лаббе, чтобы убедиться, что тот не видит радости на его лице.

Пойти в полицию - он бы не осмелился. Написать - он бы тоже не решился: письма остаются и могут навлечь неприятности. И вот просто чудом главный начальник, представитель порядка, закона, сам в некотором роде предлагает прийти к нему.

- По случаю траура я делаю костюм за сутки, - сказал он, потупив взгляд.