Ксавье-Мари Бонно - Первый человек

— Можете сказать мне это. Виновного не будут преследовать. Вы ничем не рискуете.

Пейе расслабился.

— Это сделал я, — сказал он, опустив глаза. — Должен признаться: это я украл его через несколько дней после того, как нашел.

— А почему?

— Потому что Палестро оказался подлецом, заявив, что сам нашел статуэтку. Но не он вынул ее из земли. — Пейе нервно моргал. — Поэтому я и украл ее из его сундука.

— И что вы с ней сделали?

— В то время… Как бы это сказать? В то время мне позвонил Пьер Отран. Он знал о краже и знал, что это сделал я. И он предложил мне крупную сумму денег.

— Сколько?

— Столько, что я купил на них корабль, на котором сейчас живу.

Де Пальма бросил взгляд на рубку и снаряжение школы подводного плавания, уложенное на палубе.

— Вы были знакомы с Пьером Отраном?

Пейе выпрямился. Лицо его словно потускнело.

— Был знаком, но мало. Мы встретились на этих раскопках и часто разговаривали…

— О чем вы разговаривали?

— Он знал, что я хороший ныряльщик и что это я нашел кремневые орудия в пещерах, которые находятся на глубине меньше тридцати метров под водой, возле каланки Трипери.

Де Пальма вдруг вспомнил, что Пейе — директор клуба подводного плавания, в котором встретились Фортен и Кристина Отран. Круг замыкался.

— Ваш клуб — единственный клуб подводного плавания в Гуде?

— Да. И всегда был единственным.

— И вы его директор?

— Да.

— Вам известно о том, что произошло перед Рождеством в пещере Ле-Гуэн?

— Известно, но мало. С кем-то произошел несчастный случай, да?

— Совершенно верно.

Де Пальма выдержал паузу, чтобы дать Пейе время подумать. Освещение внезапно изменилось: солнце свалилось за утесы возле дамбы и бросало последние лучи на застекленные двери ресторанов.

— Это несчастный случай, — продолжал Барон. — Обычный несчастный случай при декомпрессии.

Маленькие глаза Пейе блестели. Ладони у него были размером с теннисные ракетки.

— Это ужасно! — произнес он.

Де Пальма перегнулся через борт корабля; какое-то время его взгляд блуждал по маслянистой поверхности воды.

— Вы не знаете, что было дальше со статуэткой? — спросил он, выпрямляясь.

— Нет. Должно быть, ею по-прежнему владеет семья Отран.

— Конечно, конечно, — согласился де Пальма.

Пейе поднял с капота двигателя кусок нейлонового троса и стал крутить его в волосатых пальцах.

— Больше я ничего не знаю.

Де Пальма подал ему свою визитную карточку.

— Сожалею, что побеспокоил вас, месье Пейе. Если вспомните еще что-нибудь, позвоните мне.

Сказав это, Барон вернулся к своей машине. Синеватая тень наползала на маленькую дорогу, которая вела к проходу Круазетт и острову Маир.

Спускаясь к Пуант-Руж, он попал в пробку перед маленьким портом для прогулочных судов. Де Пальма взялся за мобильник.

— Карим, окажи мне услугу.

— Какую? Я тебя слушаю.

— Фамилия первой жертвы Отрана была Вейль, но мне кажется, что это по мужу. Ты не мог бы узнать ее девичью фамилию? Отран убил эту женщину одиннадцать лет назад. Она была первой в списке. Две другие не были замужем, я в этом уверен.

— Я перезвоню тебе через пять минут.

Был вечер пятницы, и город дрожал от задыхавшегося центра до самых дальних окраин, которые светились, как электрические созвездия, у подножия черных холмов.

Телефон зазвонил ровно через пять минут.

— Да, — сказал Бессур. — Девичья фамилия Элен Вейль была Пейе.

Пальцы Клер Пейе, матери Элен, сжимали скатанный в ком носовой платок. Лицо у нее было маленькое, с прозрачной кожей, седые волосы зачесаны назад, глаза покраснели от горя.

— Мужчины — звери. Иначе не скажешь.

Клер Пейе повернула голову и холодно посмотрела на Барона.

— Даже ее отец! — крикнула она, указывая на фотографию молодого человека в военной форме, стоявшую на буфете в стиле ампир. — Он иногда бывал грубым со мной, Элен не знала об этом, но так было. Мы не разводились только из-за нее и ее маленького брата Жереми. Я так и не знаю, замечала ли она что-нибудь.

Чистота в этом доме была идеальная до сумасшествия — ни единой соринки. Паркет, дощечки в котором были расположены «в елочку», сиял, каждая безделушка стояла на своем месте, в вазе возле обитого вельветом кресла стояли свежие цветы.

— Почему мне не позволили взглянуть на ее тело? — сердито спросила мать Элен.

— Вам нужно помнить вашу дочь такой, какой она была при жизни. Это самое важное! — мягко сказал де Пальма.

Клер Пейе вздохнула и села возле стола в гостиной, сжав сложенные ладони между коленями.

— Я думаю, что вы-то ее видели?

В ее голосе смешались упрек и печаль. Де Пальма ничего не ответил: он чувствовал, что любое слово прозвучало бы неуместно. Старая дама мрачно смотрела на него.

— Это, должно быть, выглядело не очень красиво, — прошептала она.

Ее плечи поникли. Она жила одна в этом маленьком доме с садом в бедном квартале Сен-Анри. Дом стоял в конце улицы, которая карабкалась по холмам. В саду медленно гнили старые качели. Де Пальма представил себе, как Элен умоляла брата раскачивать ее сильнее, чтобы она взлетала выше к огромному небу. Кажется, мать Элен угадала его мысли. Она подошла к окну и сказала:

— Я ничего здесь не трогала. Ее брат не хотел, чтобы хоть что-то сдвинули с места. Да и она сама больше всего желала именно этого — чтобы ничто не менялось. С тех пор как умер их отец, Жереми очень держится за свои детские воспоминания. Иногда я застаю его на качелях. Он сидит на них и мечтает, я не знаю о чем… или о ком.

Элен несколько лет была замужем, потом развелась. Она преподавала историю в первых и выпускных классах школы имени святого Франциска — частной школы в Обане.

— Были у нее друзья? Я хочу сказать — были ли у нее связи…

— С мужчинами! — договорила мадам Пейе с горькой улыбкой. — Были, конечно, но мало. Она обожала своего отца. Ни один мальчик не нравился ей по-настоящему. Ни один не мог сравниться с ее отцом. Ее брак был катастрофой.

«Все дочери обожают своих отцов», — подумал де Пальма. Его взгляд упал на шипы голых розовых кустов в саду.

— Чем занимался ваш муж?

— Археологией! — ответила мадам Пейе, округлив глаза. — Представляете, он был археологом!

— Это прекрасная профессия!

— Представьте себе, это была не профессия. Это было его увлечение!

— А, вот оно что! А чем он занимался, кроме археологии?

— Он был врачом. Доктор Пейе, пожалуй, лучший терапевт в Сен-Анри!

Теперь мать Элен усмехалась так, что ее лицо превратилось в трагикомическую маску. «Не принимает ли она успокоительные?» — подумал де Пальма.

— Часто ли она выходила развлечься? — поинтересовался он.

— Иногда ходила в кино со своей подругой Флоранс — это наша соседка.