Павел Шестаков - Остановка

«Вот такой словесной эквилибристикой он и морочит голову Лене. А женщины все такие же. Хотя и шумят об эмансипации и даже «презирают» мужчин. А если и презирают, то не того, кого надо…»

— Но, как я понимаю, дачная жизнь вам абсурдной не кажется?

— Ловите на слове? Ладно. Есть преимущества. Воздух. Время свободное. Слыхали поговорку: с утра выпил, день свободен? А у меня еще лучше — с утра свободен, выпить могу.

— Часто пользуетесь?

— Ну, ну! В алкаши меня не записывайте. Не надо.

«Сколько их так говорит на полпути…»

— Я не за тем пришел.

— Я тоже. Ближе к делу. Итак, я дачник. Что об этом думают, мне плевать. Лично я доволен. Что мне ваша «жизни мышья беготня»?.. Но у меня жена. Ей нужно жить «как люди». Возможность такая есть. В чем же загвоздка?

— Полина Антоновна предпочитает жить одна.

— Сколько? Кто ей хлеба купит или молока, когда свалится?

— Она собирается в дом престарелых.

— В богадельню?

— Есть люди, которые выбирают и такой путь.

— А квартирой какой-нибудь взяточник завладеет? Что, вы не знаете, как вымороченной площадью торгуют? Это справедливо, по-вашему?

Я приподнял руку.

— Вадим! Вы на меня производите двойственное впечатление. Нужду в жилье я и сам пережил. Но закон на стороне Полины Антоновны. Принудить ее никто не может.

— Вы уверены?

«Вот сейчас нужно разобраться».

— Послушайте! Вы не в первый раз намекаете на какие-то возможности оказать давление на Полину Антоновну. Это серьезно или блеф?

— Я слов на ветер не бросаю.

— Что вы в виду имеете?

— Это мое дело.

— Тогда придется ее защищать. Я не позволю… Это и мое дело.

Он вдруг приподнял кружку на уровень глаз и посмотрел на меня через стекло.

— Ха-ха-ха!.. На вид вы такой благообразный, а присмотришься… страшный.

— Это глупо.

— Не скажите. В этом что-то есть. Иногда стоит присмотреться через… магический кристалл. Ладно…

«Ладно», как я заметил, было его любимым словом.

— Но я вас предупредил.

Вадим пренебрежительно махнул рукой.

— Бросьте. Ловите лучше бархатный сезон. Не ваше это дело.

Я приподнялся невольно. Хотелось выплеснуть пиво прямо в физиономию наглецу. Он отклонился торопливо.

— Вы что? Сердце поберегите. Что вы взъерепенились?

— Я вам не позволю…

— И не надо. Не позволяйте. Я вам только сказал, не ваше это дело. И не мое, если вы уж так хотите.

«Что он? Струсил? Уступает?»

Но нет…

— Лена к ней пойдет. Их это дело! Ясно?

Совсем мне не было ясно. Но сердце колотилось под сорочкой, а я знал, что мне такого допускать нельзя.

— Вы, кажется, не хотели жену впутывать, — сказал я, немного задыхаясь.

— Не беспокойтесь. Она распутает. Они вместе распутают. Дышите глубже.

Я послушался и вздохнул. Полегчало.

«Ну что за истерия!.. Угораздило. А ведь этот негодяй в чем-то прав. У Полины Антоновны с Леной какие-то отношения особые. Какие?»

И тут меня будто стукнуло. Как говорится, искры из глаз, и осветило неожиданное.

«Бог ты мой! А что, если эту молодую женщину с Сергеем не одна диссертация связывала?!»

Я прямо-таки уставился на Вадима. А он уже вполне спокойно дохлебывал свое пиво.

«Нет. Это уж слишком. Он муж. Нельзя же до такой степени цинизма докатиться. Нельзя».

— Ну, как? Отошли? Не стоит так волноваться. Знаете, моя супруга фотографию притащила. Старушка ей на память о любимом учителе презентовала. И вы там есть.

— Я знаю.

— Помоложе выглядите, между прочим.

Снова я уловил издевку.

— Вы тоже не юноша, Вадим.

Он машинально провел рукой по лысеющей голове.

— Заметно? Глупый волос покидает умную голову.

Это была первая фраза, которую он произнес без самодовольства. Я не стал поддразнивать. Выпил пива.

— Ладно. А этот, третий ваш друг, погиб, кажется?

— Миша?

— Его Михаилом звали? — почему-то переспросил Вадим.

— Михаил.

— Уголовник, я слышал, его зарезал?

— Не зарезал. Ударил чем-то.

— И не поймали его?

— Нет. Да зачем это вам?

— Так просто. Размышляю.

— О чем?

— О судьбах людских. Жили-были три друга. Один в молодости… ушел. Другой в среднем возрасте. Значит, вам жить долго, — добавил он почти без насмешки.

«Может быть, я несправедлив к нему?.. Такое в голову пришло!..» Стало как-то неловко.

Тут он и исчез. Стремительно, как и вчера. Правда, на этот раз буркнул:

— Чао!

И я остался один со своей недопитой кружкой пива, допивать которое не хотелось. А мысли сразу же побежали снова.

«Конечно, мое предположение — чушь. Права на вселение предъявляет «невестка» с новым мужем, он же старый. Бред. Да и почему это должно связывать Полину Антоновну? Однако о каких-то правах говорилось… что же, если не это?.. А… К лешему! Сегодня же возьму билет».

Я отодвинул кружку, но встать мне не удалось.

— Вот не ожидал!

По крутым ступенькам спуска скатился Женька Перепахин и тут же приблизился.

— Не ожидал, брат, не ожидал, — повторил он и уселся напротив.

«Из огня да в полымя!»

— Я тоже.

Сказано было без энтузиазма, но Женьку это не смутило.

— И зря не ожидал! Я тут частенько бываю.

— Пивком балуешься?

Он захохотал.

— Посадочные места использую.

До меня смысл этих слов дошел не сразу. Я смотрел на Перепахина. Передо мною сидел тот же, несомненно, пожилой человек, которого я искал несколько дней назад и встретил при необычных обстоятельствах, и все-таки иначе чем Женькой я его про себя именовать не мог. Ничего взрослого этот коротышка с брюшком за жизнь не приобрел. В лице его так и играла полудетская простота, называемая теперь по-научному инфантилизмом, и она обезоруживала, пожалуй, не меньше, чем наглость Вадима.

— А ты по пиву?

— Я, собственно, случайно здесь.

Женька продолжал смеяться.

— Случайность есть осознанная необходимость.

«Неужели и этот философ? Впрочем, у нас доморощенных мудрецов хоть пруд пруди».

— Ты думаешь, что случайность, а таинственная рука вела нас закономерно и неуклонно, как в алгебре. Один вышел из точки A, другой из точки C, а встретились в пивной точке B, читай, в баре. Каков Киселев! Алгебра на все времена!

— Ну, если алгебра, — невольно и я улыбнулся.

— Признаешь? Закономерно?

— Предположим.

— И отметим.

Он запустил руку куда-то в глубины своего потрепанного пальто и извлек бутылку белой.

Я прикрылся обеими руками.

— Ради бога! Ты же видишь, я пиво пил.

— Ну и что? Как батюшка на вопрос ответил? «Вы что будете пить, отец? Вино или водку?» — «И пиво, сын мой, и пиво».

И, повернувшись к стойке, крикнул:

— Веруня! Мое почтение! Сполосни нам стаканчики, не откажи.

Неопрятная женщина ответила ленивым голосом:

— Вы же знаете, Евгений Иванович, у нас не положено.