Павел Шестаков - Остановка

— Да что, Мариночка?

— Я прошу вас, зайдите ко мне, только домой, пожалуйста. Мои друзья составили текст письма… Ведь вы зайдете?

— Конечно, конечно. Но что?..

— Они меня в тюрьму упрятать хотят! Меня! Вы представляете? Я вам все расскажу. Вы придете?

Что ж… Ведь я уже обещал… Я посмотрел на нее. Лицо у Мариночки было уже не слезливое, и последние слова не жалобой прозвучали, а очень решительно и презрительно, пожалуй.

Вот как получилось. И, собираясь к своей ученице на следующий день, я подумал и решил спросить у Мазина, где получить мне нужную информацию, если тут уже замешаны следственные органы. Спросил, но кто может предвидеть, чем слово наше отзовется!

— Как фамилия твоей директрисы? Купченко?

— Неужели тебе что-нибудь говорит эта фамилия?

Мазин засмеялся.

— Ты поражен моим всезнайством, но я, откровенно говоря, удивлен больше. Впрочем, даже большие города, в сущности, маленькие, люди слишком скученны, и в таких совпадениях нет ничего удивительного.

— Но откуда ты ее знаешь?

— Я ее не знаю, а фамилия известна исключительно по служебной необходимости, — ответил Мазин. — Ну а если хочешь подробнее, пожалуйста. В школе у этой Купченко учится один интересующий меня мальчик: Михалев из 8-го «А» класса.

— Толя Михалев?

— Ну, вот! Ба, знакомые все лица.

— Он закончил восьмой класс в этом году?

— Да. Между прочим, и его отец там учился. Вот я и зашел к директору, а она ушла в досрочный отпуск не по собственному желанию.

«Домой меня звала», — вспомнилось.

— Значит, эта интрига… серьезное дело?

Все-таки я надеялся…

— С точки зрения закона? Как говорится, следствие покажет. Там еще работают… Я тут не в курсе. Случайно услышал.

«Милая Мариночка» и следствие? Никак пока не укладывалось!

— А при чем тут ее бывшие ученики?

— Да как тебе сказать, — пожал плечами Мазин. — Видишь ли, отец этого Толи умер недавно, судя по всему — несчастный случай, а жена сошлась с тем самым предпринимателем, который утонул, ну и так далее.

— Но тебя мальчик заинтересовал?

— Мальчик в результате всех этих событий в семье куда-то в бега подался, что в общем-то неудивительно.

— Да, мальчик этот склонен к крайностям.

Мазин снова засмеялся.

— Я вижу, ты мне не меньше расскажешь, чем учителя. Недаром нас учат опираться на общественность.

Но мне было не очень весело.

— Да, с этим мальчиком был у меня случай…

— Который тебя озаботил?

— Заметил?

— На лице написано.

— Откуда мне знать, что у мальчика отец погиб? А может быть, он тогда еще жив был?..

— Что же произошло?

— ЧП школьного масштаба, мальчику не понравился Евгений Онегин.

— И все?

— В школе решили, что этого немало.

— Не совсем понимаю.

Я посмотрел на Мазина, он и в самом деле ждал более конкретного ответа.

— Видишь ли, Онегин не просто часть учебной программы… Это своего рода…

— Оселок, — подсказал Мазин.

— Что?

— Оселок, на котором вы проверяете свои шаблоны.

— Ну, знаешь…

— Хорошо, не будем спорить. Почему же ему не понравился Онегин?

— Я тебе скажу, что он написал.

— Перескажешь?

— Нет, просто процитирую.

— Так запомнилось?

— Это нетрудно. Сам убедишься. Сочинение называется «Очень плохой человек». Вот полный текст. Помню почти наизусть:

«Человек, который, убив на поединке друга, жил без цели, без трудов, томясь в бездействии досуга, и ничем не умел заняться в двадцать шесть лет, — очень плохой человек».

Мазин смотрел, ожидая, видимо, продолжения.

— Все, Игорь. Это полный текст.

— Замечательно. Коротко и ясно.

— Ты всерьез? А по-моему, типичный мальчишеский эпатаж. Плюс верхоглядство.

Мазин пробарабанил по столу пальцами и ответил очень серьезно:

— Не согласен. Плохо вы детей учите.

— Ну, это вопрос сложный. Нельзя все так обобщать, хотя не спорю…

— Есть отдельные недостатки? — спросил он насмешливо.

— Сейчас стало модным пинать школу. А школа — это, между прочим, самоотверженный учительский труд. Учитель — подвижник, Игорь. Ты бы мог стать учителем?

— Не мог.

— Вот видишь!

— А твоя Мариночка смогла.

— С ней еще разобраться нужно, сам говорил.

— Говорил. Это ей мальчишка не понравился?

— Ее можно понять, Игорь. Она у них в классе литературу вела.

— А… Двойной подрыв авторитета? Пушкина и директрисы? Хотя почему Пушкина? Мальчик только привел его собственные слова.

— Но образ-то гораздо сложнее. За строчками многое и многое, что и в роман войти не могло.

— Десятую главу вспомнил? А Онегин там действует? И в каком качестве?

— Но Пушкин писал десятую главу!

— Писал, но не дописал! Вы скажете, по цензурным соображениям? А если нет? Вышла же Татьяна замуж для него неожиданно? Может быть, и Онегин тоже неожиданно не вышел. В декабристы. И остался для Пушкина, как и для этого мальчугана, просто плохим человеком.

Я попытался отшутиться.

— Игорь, это в тебе криминалист говорит. Ты не можешь простить того, кто убил.

— Особенно друга. Между прочим, предприниматель и отец мальчишки были друзьями.

— Ну, такого практического преломления пушкинского текста я еще не встречал.

— А зачем вы литературе учите? Кого вы хотите воспитать? Литературоведов или честных людей? Если литература рождается из жизни, то и влияет на нее. Но на каждого по-своему. По-разному и Онегина прочитать можно. Можно для заучивания к экзамену или чтобы учителю понравиться, а можно с собственной жизнью сопоставляя.

— Ты думаешь, он сопоставлял?

— Не знаю, Николай, не знаю, а знать такие вещи очень хочется, потому что в них часто ключик, клетка, в которой суть собрана. Ну и так далее… Жара, однако, лютая. Налей-ка квасу, если есть.

— Есть, есть. Сейчас достану из холодильника.

Наливая квас, я думал, что мог бы и поспорить с Мазиным. Одно дело — смелость при задержании тех, кто «вооружен и очень опасен», и совсем другое дилетантская лихость в наскоках на устоявшиеся научные взгляды. Слишком много лет отдал я преподаванию и пусть не стал ученым-первооткрывателем, но хорошо знаю, как трудно дается каждое новое слово, какими усилиями создается традиция, и потому не склонен разбазаривать то, что десятилетиями намывалось, как золотые крупинки. Но, кажется, Мазин от спора уже ушел, и я был рад этому; помимо чистой теории, мне пришлось бы защищать и свое участие в школьном конфликте, а тут, я чувствовал, теория и практика оказались в противоречии.

— Значит, мальчика нет в городе?

— К сожалению, нет.

— А он мог бы?..

— Как говорится в романах, пролить свет? Мне нужно знать, насколько причастна жена Михалева к смерти «друга», а для этого нужно представлять себе подлинные отношения в семье.