Павел Шестаков - Остановка

— Катализатором?

— Именно.

— Ускорившим развал семьи на глазах у мальчишки? Мы, между прочим, любим повторять, что дети больше видят, чем мы думаем, а они не только видят, они страдают больше. Нам это понять не всегда дано. Мы лишь констатируем: «Воспринимают острее». Сказали и от боли отстранились. Наукообразно звучит и холодно. Острее, чем кто? Это, знаешь, как в анекдоте про алкаша, которому говорят: «Пить нужно меньше», а он вполне резонно в ответ: «Меньше, чем кто?»

Я спрашивал у Мазина, но обращался, по сути, к себе самому. Очередную картинку в воображении прокручивал.

Был день, когда Черновол постучал в двери к Михалевым после того, как долго не виделись, и время притупило былое соперничество, а старая дружба помнилась. Появился как друг, давно не дававший знать о себе, и по-дружески был встречен.

«Санька! Ты? Вот не ждали!».

«Не рады?»

«Что ты!»

Может быть, они обнялись с Михалевым; наверняка даже обнялись, а к Ирине он подошел улыбчиво и тоже обнял, но скорее прикоснулся деликатно — рукой к плечу, губами к щеке.

«Как живете?»

Конечно, сначала о маленьком.

«Нас трое теперь».

«Наслышан. Захватил кое-что по случаю. Показывайте наследника, показывайте! Хвалитесь!»

Маленький Толя сидел в ползунках в кроватке с какой-нибудь погремушкой, и сердечко его вряд ли подсказало, что с этим душистым красивым дядей горе пришло, и он доверчиво улыбнулся дяде.

«Здравствуй, юный Михалев. Держи палец».

И дядя протянул малышу указательный палец.

Тому бы укусить палец, а он сжал его своей пухлой младенческой ручкой, и все засмеялись одобрительно.

«Вот и познакомились! А теперь прости, пожалуйста, я недооценил твоей юности, пожалуй, мой подарок тебе еще рановат. Однако вырастешь, я думаю. А родители сберегут. Держите, Михалевы!»

И коробка с детской железной дорогой, разумеется, малышу пока не нужная, была передана на хранение.

«Виноват, своих не завел, плохо в детских возрастах ориентируюсь, — смеялся дядь Сань, — зато этому предмету все возрасты покорны».

Он поставил на стол бутылку с коньяком, марочным, конечно.

«Ну, Сашка! Богато живешь?»

«Смех! Ничтожный текстильщик. Швейник. Трусики, майки… В космос не летаем… Где уж нам уж…»

«Садись, садись за стол, текстильщик, сейчас Ира сообразит».

«Ирочка, только не суетись. Сама-то как? Еще лучше стала!»

«Папу недавно похоронили, Саня».

«Слышал и это. Большой был человек, большой».

«Его в городе уважали».

«Помянуть нужно».

«Не чокайтесь!»

Я представил себе эту сценку, молодых людей за столом, знающих, что при поминках нельзя сдвигать рюмки, и подумал, как вдруг распространились ненужные и нелепые обычаи, приметы. С серьезнейшим видом предостерегаем — с левой не наливай! — а подлинное старое, доброе, но требующее душевных усилий забыли, потому что золотой крестик носить на шее легко и модно, а вот нести крест на Голгофу кому охота? Да зачем на Голгофу — в аптеку сбегать за лекарством больной соседке старушке и то обуза. Ну, ладно…

«А теперь за наследника! У меня для него еще маленький сувенирчик есть. Давайте, давайте бокальчик».

«Что ты выдумал, Санька?»

«Знаю, знаю, как положено. Наливайте!»

Бокальчик взяли из отцовских хрустальных и туда плеснули.

«Вот и хорошо. Вот так!»

Звякнул металл о хрусталь.

«Санька! Ты с ума сошел!»

«Что это?»

«А, ничего, червончик, монетка на зубок».

Михалев-старший, наверно, с любопытством рассматривал на дне бокала желтую монету с профилем последнего императора. Он таких никогда не видел.

«Ну, ты даешь!»

«За здоровье, за здоровье!»

И три бокала сдвинулись над четвертым, коснувшись его с глухим звоном.

Известно, что застольный звон дум глубоких не возбуждает. Да и о чем было думать в тот веселый момент!

Впрочем, Черновол думал. Наверняка он с самого первого раза явился не зря, и были цели определенные и в отношении друга, и его жены.

Но те о целях не подозревали. Шутили.

«У тебя, Саня, на фабрике и червонцы шьют?»

«Почему бы и нет? Золото ведь из жилок тянется, ниточкой. И мы с ниточками работаем».

«Золотыми?»

«А это уж от человека зависит, какой он нитью жизнь свою прострочит. Ну да ладно… Вы-то как?»

«Мы?»

Они переглянулись, и взгляды скрестились еще не враждой, наверно, но опытный человек мог заметить, что отталкивания в них больше, чем притяжения.

«Мы? Как все, Саша. Я за баранкой, Ира с дипломом».

«Сколько же твой диплом стоит?»

«Сотню с копейками, Саня».

«Ну, не хнычь, старуха, я-то баранкой кое-что накручиваю».

«Понятно. Значит, как все».

«На хлеб хватает».

Тут она, возможно, добавила:

«Без масла».

«Не хнычь», — повторил Борис жестче.

А Черновол примиряюще улыбнулся:

«Я, кажется, неудачно спросил. Виноват. Только без обострений, ладно? Масло — дело наживное».

Он, конечно, понимал, что нельзя брать сразу круто, и после того, как основные позиции прояснились, пошло все как у людей, пили и закусывали, старых приятелей вспоминали и учителей и, может быть, «милую Мариночку» даже…

Интересно, что о ней было сказано?

Но тут мне домысливать почему-то не хотелось.

Конечно, все шло хорошо, посидели и расслабились, и малышу извлеченную из бокала монетку дали подержать, и посмеялись, когда он ее неловко из ручек выронил.

Так, наверно, было в тот, первый раз.

А дальше? Не знаю, когда, но обязательно должны были два разговора состояться, с ним и с ней, и обязательно по отдельности. А до этих разговоров он не мог не заметить, что старый друг первым свою рюмку выпивает и что в жене его радости первой любви поубавилось.

Обязательно были два разговора. Может быть, сначала с ним.

Во двор вышли вдвоем. Закурили. И начал не Александр, а Борис.

«Ну что, Сань, все тебе ясно?»

«О чем ты, Боря?»

«Брось. Ты же в классе был самый смышленый».

«Я к вам не загадки разгадывать заезжаю».

«Загадок-то и нету».

«Ну, и ладно. Не распахивайся. Кое-что вижу, не слепой».

«И что видишь?»

Борис уже выпил изрядно, а Сане пьяным казаться было удобнее, потому и разговор шел, будто с кочки на кочку прыгали.

«А что? Все правильно».

«Да ну? Только честно».

«Темнить не привык, был на тебя зуб. Но время все на свои места ставит. Все правильно, старик. Ирине был нужен мужик положительный».

«Был?»

«И сейчас нужен. Она только не понимает, что все правильно. Но поймет. Будь уверен».

«Утешил…»

«Верно говорю, Боря. Поверь. Я, знаешь, многое понимать стал. Сначала думал, если голова на плечах есть, значит, и дело будет».

«А как же!»

«Не так, не так, дорогой. Ну зачем, скажем, начальнику подчиненный, который умнее его? Понятно, он твою голову с удовольствием обсосет на десерт. Но я, Боря, мозгами делиться не хочу. Игра «ты начальник — я дурак» не по мне. Я не дурак. Моя голова мне самому пригодится. И друзьям, я надеюсь… А мы — друзья, потому что старая дружба не ржавеет. Ты согласен?»