Лори Кинг - Элементарно, Ватсон!

В конце концов я тоже сошел с экипажа и пошел рядом с Холмсом.

— Что мы здесь делаем ночью? — спросил я.

— Выставка была открыта все лето, и сейчас о ней услышали практически все. Предполагается, что к моменту ее закрытия в следующем месяце ее посетят около восьми миллионов человек. Если бы мы попытались провести наше исследование завтра, то не только привлекли к себе внимание, но завязли бы в огромной толпе.

— Исследование? Прекрасно, но что мы исследуем?

— Уязвимые точки и потенциальные возможности, друг мой. Мы должны не только найти наилучшие способ, время и место для нашего театрализованного покушения. Нам нужно в назначенный день обеспечить себе монополию на президентское убийство.

— Что?!

— Вы знаете, что президент Маккинли в 1898 году нанес Испании сокрушительное поражение. В глазах многих европейских держав он представляет собой новую и опасную силу. Он также дал понять своим монополистам и их политическим союзникам, что собирается лишить их многих привилегий, в том числе и вседозволенности. Вряд ли найдется человек, у которого было бы больше могущественных врагов, чем у Маккинли.

— Иными словами, мы должны оберегать жизнь президента, для того чтобы убить его?

— Именно. Наша маленькая комедия может иметь успех только в том случае, если не произойдет настоящая, реальная трагедия. — Он прошел несколько шагов. — Поэтому я и сказал президенту, что мы должны выполнить намеченное шестого сентября. Мы не можем позволить себе тянуть время до десятого или двенадцатого — это недопустимый риск.

Я промолчал, внимательно наблюдая за своим другом, и вскоре понял, что высматривал Холмс. Он проявил особый интерес к «Павильону ацетилена», обошел его вокруг и покачал головой.

— Опасность взрыва слишком очевидна, — сказал он. — Мы можем избежать ненужного риска, если президент будет держаться подальше от этого павильона.

Мы проследовали дальше, дойдя до стадиона на северо-восточном краю выставки. Это было гигантское строение, учитывая тот факт, что возвели его лишь на одно лето, после чего оно, как и все здания выставки, будет снесено. Стадион мог вместить двенадцать тысяч зрителей.

— Заманчивое место, — отметил Холмс. — Прелесть такого открытого пространства в том, что наш человек мог бы стоять на площадке посреди поля, в то время как двенадцать тысяч зрителей сидят на трибунах. Позднее они все как один клялись бы, что видели, как президент был убит, хотя в реальности каждый из них видел бы только то, что человек на площадке упал.

— Да, это стоит взять на заметку, — согласился я. — Мы могли бы произвести холостой выстрел откуда-нибудь сверху — возможно, с Электрической башни — и затем разыграть спектакль с падением президента, в которого попала пуля убийцы.

— Посмотрим, не найдется ли еще что-нибудь полезное.

Мы вернулись в кабриолет, и Холмс приказал вознице двигаться в южном направлении, к великолепно украшенному «Храму музыки». В основании он представлял собой квадрат со сторонами длиной примерно полтораста футов, но из-за срезанных углов павильон казался круглым. Здание было украшено куполом, а каждый квадратный дюйм стен заполнен барельефами и украшениями. Выкрашено оно было очень яркими цветами — преобладал красный — и окружено скульптурными группами. Наверное, это тоже являлось аллегорией и символом — но что они символизировали, я понять так и не смог. Должно быть, музыку.

Холмс проявил особый интерес к этому павильону. Он обошел его со всех сторон, заглядывая в окна, а потом открыл отмычкой замок и вошел внутрь, попав в огромный зал со сценой в одном конце и передвижными стульями в центре.

— Кажется, мы нашли то, что искали, — сказал Холмс.

Когда мы вышли, он той же отмычкой аккуратно закрыл замок.

На своем кабриолете мы наконец доехали до отеля «Джанесью», где щедро расплатились с нашим усталым возницей.

Когда на следующее утро мы с Холмсом завтракали в своем номере, раздался негромкий стук в дверь. Открывая ее, я ожидал увидеть капитана Аллена, но вместо него передо мной предстал человек весьма почтенных лет. Судя по его снежно-белым волосам, одежде, изношенной и потерявшей всякий цвет после бесчисленных стирок, и истоптанным башмакам, он мог когда-то быть торговцем вразнос, но, увы, сделался слишком стар для этой профессии. Я вежливо поинтересовался:

— Чем-то могу быть вам полезен, сэр?

— Да, друг мой, — отозвался старик надтреснутым голосом. — Это номер мистера Холмса?

— Вы не ошиблись. Прошу, входите.

И он вошел, направившись прямо в гостиную. Холмс, выйдя из своей спальни, расплылся в улыбке.

— А, мистер Бут! Благодарю вас за то, что прибыли так быстро. И за то, что так замечательно скрыли свою внешность.

Старик внезапно выпрямился, пружинистым шагом подошел к Холмсу и с улыбкой пожал ему руку.

— Я ехал ночью, а это гораздо быстрее, чем днем, — сказал он. — И выехал я сразу же после окончания вечернего спектакля. Репетиции новой пьесы начинаются в Нью-Йорке через месяц, и если к тому времени я не вернусь, меня заменит мой дублер.

Он перевел взгляд с Холмса на меня.

— Вы не будете возражать, если я приведу себя в обычный вид?

С этими словами он снял седой парик, аккуратно отклеил усы, после чего спрятал и то и другое в карман своего изношенного плаща. Проделав все это, он превратился в молодого человека — я дал бы ему от двадцати одного до двадцати пяти лет — высокого роста и пышущего здоровьем. Прежний согбенный старик исчез, словно его и не было.

— А это мой друг Ватсон, — сказал Холмс, — человек, который пользуется моим неограниченным доверием. Ватсон, перед вами мистер Сидни Бартон Бут, член наиболее известной в этой стране актерской династии.

Я отвел Холмса в сторону и прошептал:

— Послушайте, но… Бут [44] Удивление Ватсона легко понять. Джон Уилкс Бут — имя убийцы президента Линкольна. ?!

— Именно, — громко и радостно ответил Холмс. — Из той самой семьи.

— Мне двадцать три года, — сказал молодой человек. — Мой дядя Джон Уилкс Бут совершил свое ужасное преступление, когда меня еще не было на свете. Он являлся единственным сторонником конфедератов в нашей семье. Все остальные — отец, дед, мои тети и дяди — всегда непоколебимо поддерживали Союз и президента Линкольна.

— Семья Бут уже давно вне всяких подозрений, — заявил Холмс. — И все это время они продолжали следовать традициям высокого актерского искусства, особенно в том, что касалось реалистического изображения человеческих эмоций. В своем поколении мистер Сидни Бут считается одним из лучших. Получив приглашение приехать на встречу с президентом Маккинли, я понял, что нам понадобятся услуги высокопрофессионального американского актера. Один из моих друзей в театральном мире Лондона, с которым я связался до отъезда, рассказал мне, что семья Бут всегда искала возможность смыть пятно, которое наложил на нее безумный поступок Джона Уилкса. Мой друг также предположил, что присутствующий здесь мистер Бут с радостью согласится на наше предложение. Как оказалось, он нам нужен еще больше, чем я думал, однако в спектакле с совершенно другим финалом.