Лори Кинг - Элементарно, Ватсон!

Я видел фотографии Уильяма Маккинли, сделанные во время выборов 1900 года. Да, это, несомненно, был он. Высокий, лет шестидесяти, однако без единого седого волоска. Брови его были сведены вместе как у человека, который чрезвычайно внимателен к собеседнику, но из-за этого создавалось впечатление, что он более суров, чем в действительности. Лицо президента тут же озарилось улыбкой, и он произнес:

— А, джентльмены. Входите, прошу вас. И примите мою благодарность за то, что согласились проделать столь длительное путешествие, чтобы встретиться со мной лично.

— Я счел это за честь, сэр, — сказал Холмс и пожал президенту руку.

— Встреча с вами — честь и для меня, — добавил я.

Мы прошли в библиотеку, и кто-то, по-видимому, Аллен, закрыл за нами двери.

— Я не возражал бы, если бы наш друг капитан Аллен тоже присоединился к нам, — произнес Холмс.

Президент покачал головой:

— Он и так знает обо всем, что я вам скажу. К сожалению, в недалеком будущем это может сделать его объектом весьма неприятного следствия.

Президент прошел в конец библиотеки и расположился в кожаном кресле. Я заметил, что на столике рядом с ним стоял стакан, в котором, как мне показалось, было что-то вроде виски, разбавленного водой.

— Не хотите ли выпить, джентльмены?

Я увидел на полке буфета графин с янтарной жидкостью, стеклянный кувшин с водой и несколько стаканов. Из вежливости я налил в свой стакан виски — пальца на три.

— Мне, пожалуйста, только воды, Ватсон, — отозвался Холмс. — Пока что мне нужны все мои мыслительные способности.

Я принес ему стакан воды, и мы сели в кресла, напротив президента. Холмс наклонился вперед, скрестил ноги и доверительным тоном произнес:

— Вам стало известно о готовящемся на вашу жизнь покушении. Полагаю, вы желаете, чтобы я занялся проблемой вашей безопасности и сделал все, чтобы покушение не завершилось успехом.

— О нет, сэр, — возразил президент Маккинли. — Я пригласил вас сделать все для того, чтобы покушение состоялось и достигло своей цели.

— Что? — воскликнул я. — Возможно, я ослышался?..

— Ваше удивление доказывает, что вы слышали именно то, что сказал президент, — отреагировал Холмс. Затем он испытующе посмотрел на Маккинли. — Насколько я могу судить, и думаю, доктор Ватсон со мной согласится, вы абсолютно здоровы. Следовательно, у вас нет повода бояться страданий, неизбежных при какой-нибудь неизлечимой болезни. На лице вашем я не заметил лопнувших капилляров, а это означает, что алкоголь не является напитком, который вы пьете ежедневно и помногу, — вы делаете это лишь в качестве жеста вежливости по отношению к вашим гостям. Народ, благодарный вам за проделанную в первый срок президентства работу, совсем недавно переизбрал вас на второй срок. Я ничего не слышал ни о каком скандале — разве что доставка скверных новостей в вашей стране работает из рук вон плохо. Далее, если бы вы хотели покончить с собой, все возможности для этого под рукой: как бывший участник Гражданской войны, вы умеете управляться с огнестрельным оружием. Так с какой же стати лидер великой нации, пребывающий на пике успеха, жаждет быть убитым?

— Я вовсе не хочу быть убитым. Я хочу, чтобы все выглядело так, будто меня убили.

— Но почему? Ваша жизнь — сплошная серия побед.

— Именно. Я стал заложником этих побед, — ответил Маккинли.

— Что это значит?

— Пять лет назад с помощью моего друга и руководителя Республиканской партии Марка Ханны я собрал коалицию бизнесменов и торговцев. Я баллотировался на пост президента со следующей позицией: открыть перед бизнесом все возможности и тем самым добиться процветания в стране. Используя высокие таможенные пошлины и валюту основанную на золотом стандарте, я помог своим согражданам выйти из Депрессии 1893 года и сделал США могучей промышленной державой.

— Так в чем же проблема?

— Я человек, добившийся всего, чего хотел. Но только сейчас приходит осознание того, что мои успехи не всегда становились благом для моей страны.

— Почему?

— Непредвиденные последствия. Марк Ханна способствовал моему избранию, но в ходе предвыборной компании он истратил три с половиной миллиона долларов. Боюсь, что именно мы окончательно связали успех на политической арене с деньгами. А такая неразрывная связь рано или поздно станет катастрофой для страны. Самые богатые будут покупать такое правительство, которое им нужно. Я вытащил нас из депрессии, дав бизнесу зеленый свет практически по всем направлениям. Я полагал, что люди, имеющие деньги и власть, будут с честью относиться к своим рабочим — ведь это было бы справедливо и достойно. Вместо этого гигантские компании, которым я помогал, превратились в алчных преступных хищников: дети, в нечеловеческих условиях работающие на заводах и в шахтах, убийства профсоюзных активистов, мизерная заработная плата, при которой рабочий живет не лучше, чем раб. Этому рабочему не по карману товары, которые он же и производит. А фермеры? Большинство из них прозябают в нищете и постоянных долгах. После своего переизбрания я пытался ввести здравое и умеренное регулирование бизнеса, но мне не удалось этого добиться. Мои собственные союзники — и в первую очередь мой друг сенатор Ханна — и слышать об этом не желали. А мои оппоненты не доверяют мне, потому что в свое время именно я развязал руки их угнетателям. Я баллотировался на второй срок, чтобы исправить ошибки первого срока своего правления, но оказалось, что исправить я уже ничего не могу, а значит, не гожусь для поста, который занимаю.

— Но ведь народ переизбрал вас.

— Мне не следовало баллотироваться. Я человек девятнадцатого века, и я прекрасно понимал вызовы того времени: необходимость покончить с рабством, построить железные дороги, заселить западные окраины страны. Однако мое время — в прошлом. Мы шагнули в двадцатый век, и с точки зрения истории я подзасиделся у нее в гостях.

— Господин президент, — сказал я, — но если бы вас убили, что стало бы с нацией?

Он улыбнулся.

— Это меня как раз не тревожит. Я баллотировался вместе с поразительным человеком, моим новым вице-президентом. Его зовут Теодор Рузвельт. И он является как раз тем, чем я никогда не смогу стать — личностью двадцатого века.

— Я, кажется, слышал о нем, — сказал Холмс. — Ведь это он вел в бой кавалерию в битве на холме Сан-Хуан [43] Битва на Кубе во время войны США с Испанией. ?

Маккинли кивнул.

— Когда война началась, Рузвельт был министром военно-морского флота. Он немедленно подал в отставку и организовал собственную кавалерийскую бригаду. Сражаясь бок о бок со своими бойцами, он отличался невероятной храбростью. Теодор — настоящий герой. И это должно сыграть большую роль, когда стране доведется увидеть его на посту президента. Прекрасное образование, уважаемый историк — но в то же время он был способен, оставив политику, несколько лет перегонять скот на территориях Дакоты. И ведь ему всего сорок два! Бесстрашен, умен, с абсолютным иммунитетом к коррупции. Он настолько живо и глубоко понимает наше время, что человеку девятнадцатого века — такому как я — мог бы показаться пророком. Рузвельт — тот, кто особенно нужен сейчас, в преддверии наступающих тревожных времен.